У воды стада гуляют.
В холодке пастух сидит.
Он на дудочке играет,
Упрямо выкрикивали девчата под аккомпанемент скрипки. С ума сойти. Но никто сейчас не задумывался, что поет. Важно было только не дать запугать себя и хотя бы немного заглушить это «Германия! Германия! Германия!» и «Долой поляков!». Танцовщицы снова пустились в пляс. Гирлянды, приколотые к юбкам, падали под ноги. Путаясь в них, девушки все же держались стойко. Дружно кружились в ритме, заданном пищалками, которые вдруг перекрыл грохот барабанов и рев гитлеровских фанфар. Адская какофония терзала слух. Народное гулянье у костра все более смахивало на аутодафе. Станислав заметил, что среди танцовщиц не было Каси. Да, он не ошибся. Она стояла в сторонке, спиной к танцующим, запрокинув голову, а кто-то из подружек светил ей в лицо фонариком. Обеспокоенный Станислав подошел к девушкам и, перекрывая барабаны, фанфары, народный оркестр, голоса поляков и немцев, выкрикнул: «Что случилось?»
— Уголек попал в глаз, — объяснила ее подружка по фамилии Бер. — Никак не могу вытащить.
Возле Каси появился тоже встревоженный Клюта и предложил свою помощь. Тут над ухом Станислава какой-то немец гаркнул: «Германия! Германия!» Он обернулся, увидал разинутую пасть крикуна и — будучи уверен, что именно этот тип подбросил в костер патроны, затем скрылся в толпе, а вот сейчас без зазрения совести откуда-то вынырнул снова, чтобы поглумиться над пострадавшей девушкой, — замахнулся на него палкой. Тревога за сестру и наглость немца окончательно лишили его самообладания. Коричневорубашечник попятился, чтобы избежать удара, споткнулся и упал навзничь. Тут кто-то сзади ухватился за палку. Резко рванув ее на себя, Станислав обернулся. Перед ним стоял Дукель, устроитель сегодняшнего гулянья. Станислав замер с поднятой над головой палкой, но внутри у него еще все клокотало. Невозмутимый вид Дукеля подхлестывал его ярость. Хотелось встряхнуть его как следует, крикнуть, что едва не ослепили сестру, которая танцевала с разрешения ландрата, но вопреки этому полученному с огромным трудом особому разрешению, когда кто-то подбросил в огонь патроны, полицейский кордон даже не шелохнулся, хоть и явно слышал пальбу, грозившую гораздо более серьезными последствиями, а вот если бы они, харцеры, устроили нечто подобное коричневорубашечникам, у которых тоже бывают свои гулянья, их всех немедленно арестовали бы, и сам начальник харцерства не вызволил бы их из тюрьмы, а фашистская пресса исходила бы ядом, расписывая провокационное нападение представителей национального меньшинства — агентуры «великодержавной Польши». Но от волнения перехватило горло. Впрочем, Станислав понимал, что Дукель все это прекрасно знает и думает так же, как и он. Он ощутил его руку на своем плече и услыхал голос, призывающий к порядку.
