Вандалы провели в Испании неполные двадцать лет, гораздо меньше, чем в Силезии, меньше, чем в Дакии, и даже меньше, чем в Паннонии. Тем не менее, именно в этот «испанский период» вандальской истории, с октября 409 по май 429 г., в жизни вандальского народа произошли важнейшие изменения, воистину приведшие к его преображению. Нельзя не задаться вопросом, почему столь существенные изменения произошли (включая вспыхнувший и подавленный в 422 г. мятеж вандальской знати, видимо, настроенной или настраиваемой еще удерживавшими часть Испании в своих руках римлянами против «Зинзириха-риги» и его «африканского проекта», казавшегося знатным вандалам слишком рискованной, римлянам же — слишком опасной для них авантюрой) именно в этой весьма кратковременной иберийской фазе, и не способствовала ли она (а если да, то в какой мере) созданию предпосылок к основанию собственного вандальского государства за пределами Европы.
На смену тесной связи вандалов-астрингов с племенем их собратьев-силингов пришел новый союз — с аланами, сарматским кочевым народом, со своими специфическими, ярко выраженными традициями, которые уже в Африке не раз наложатся на собственно вандальские традиции, придав неповторимо-характерные особенности жизни за морем двух народов-побратимов, так и не слившихся окончательно в один. Но в лице силингов исчезло вандальское племя, в наибольшей полноте сохранившее религиозные традиции вандалов, их, так сказать, «родноверие». В то время как астинги — племя, возглавляемое царским родом, если верить античным хронистам, еще во времена жизни вандалов в Паннонии шли в бой с библией Вульфилы, т. е. были уже христианами (как уже говорилось выше, арианского толка). Распространенность среди них готского текста Священного Писания свидетельствует лишний раз о чрезвычайно близком родстве готского языка с вандальским. Между двумя великими восточногерманскими народами было гораздо больше общего, чем, скажем, между вандалами и свебами (именуемыми Григорием Турским порой «аллеманами») — предками нынешних южногерманских швабов.
Итак, вандалы во главе со своим новым царем Гейзерихом, в сопровождении новых — аланских — союзников, пустились в плавание к берегам новой части света. При этом следует особо подчеркнуть: вандалы оборвали все свои прежние духовные, религиозные связи с собственным прошлым, со священной горой Цобтен, с культовым германо-кельтским наследием, с его древними ритуалами. По пути из Малаги (римской Малаки, основанной еще финикийцами) к морскому порту Тарифа (древнеримской гавани Юлия Трансдукта, буквально: «Юлия За Проливом») современный автомобилист сначала проезжает уютный «туристический рай» Терромолиноса (римской Садуки), а затем — утопающую в зелени Марбелью — курортную столицу провинции Малага и всего «Солнечного побережья» — Коста-дель-Соль. Там, сразу за Сан-Педро де Алькантара, в центре элегантного, застроенного коттеджами местечка, расположена, вероятно, древнейшая христианская церковь всей южной Испании. В этой базилике вандальские семейства, видимо, молились за успех своего, несомненно, казавшегося им невообразимо трудным, предприятия. Многие ли из горемычных германских мигранток имели представление о том, где находится Африка, и что ждало их семью, род и племя в этой «земле незнаемой»? Между высокими решетками, в тени деревьев, покоятся сегодня в испанской земле остатки фундамента древнейшей церкви — камни, озаренные жарким солнцем Марбельи… Как бы хотелось услышать хотя бы обрывки горячих молитв на богатом гласными вандальском наречии, возносившихся некогда к испанским небесам! Эти люди, несомненно, безгранично доверяли «Зинзириху-риге», да к тому же несомненно полностью осознавали: им не остается ничего другого, кроме как попытать счастья за морем. Единственным альтернативным вариантом было отступление через опустошенную Европу. Такое отступление было предпринято двадцать лет спустя гуннами Аттилы после поражения, нанесенного им римско-германской армией патриция Аэция (Эция, Аэтия, Этия) под Каталауном. Но вандальскому народу, странствовавшему более ста лет, такое было явно не под силу.
