Хадиджа стремительно и плавно приблизилась ко мне, положила ладонь мне на шею, так что ее большой палец оказался под моим ухом.
— Найноа, — сказала она, словно пытаясь меня разбудить. Я по-прежнему прижимал к уху рацию, и Хадиджа нежно взяла меня за эту руку.
Я отдернул руку.
— Не надо, — ответил я и крепче прижал рацию к уху, оттуда доносился треск, чей-то голос выкрикнул позывные, сообщил, что они приняли вызов: сбит велосипедист, предположительно перелом в районе третьего шейного позвонка.
— Найноа, — повторяла Хадиджа и, как я ни поворачивался, все время оказывалась передо мной.
Она снова протянула руку к рации и на этот раз цепко ее ухватила, я рванул рацию к себе, Хадиджа к себе, рация выскользнула и, перевернувшись в воздухе, с глухим стуком упала на пол. Хадиджа обняла меня до хруста костей, уткнулась лицом мне в шею.
— Прости, — сказала она. — Прости-прости-прости. — Почувствовав, что я не шевелюсь — я не прижался к ней, не обнял ее в ответ, но и не отстранился, — Хадиджа подняла голову и вытерла слезы. — Я могу забрать тебя отсюда, — предложила она. — Ведь могу же?
Я резко вскинул руки, разрывая объятие, Хадиджа отступила на шаг, я взял ее за правый бицепс и сдавил.
— Да что ты можешь? — спросил я и сжал ее руку крепче, она понятия не имеет, кто я такой, понятия не имеет, я сжал еще крепче, представляя, как горит кожа, как больно Хадидже, точно перекачали манжету тонометра, мне хотелось сдавить ее руку изо всех сил, чтобы лопнули вены и капилляры, хотелось сдавить ее так, чтобы все, что было во мне, передалось и ей, чтобы она почувствовала, но это было невозможно. — Ничего ты не можешь.
Хадиджа высвободила руку, чуть наклонила голову и впилась в меня злым взглядом. Мы оба тяжело дышали, зрачки ее — кончик ножа — расширились кругляшом, разлились лужицей, слезы потекли по щекам, она уже не вытирала их, смотрела и смотрела на меня. Потом выпрямилась и сказала:
— Еще раз так сделаешь — и я уйду.
Но еще до того, как слова сорвались с ее губ, мы всё поняли: Хадиджа видела, я осознал, что сделал ошибку, что я сам — ошибка, и обуревавшая меня жажда причинить ей боль испарилась.
— Найноа, — снова сказала Хадиджа, — я хочу тебе помочь. Можем мы это сделать?
Я не ответил, цвета приходили и уходили, бежать бежать летать есть спасаться есть спать бежать летать там мой ребенок где мой муж вот мое тело гибнет на вашей каталке, и мать, и ребенка, я всё уничтожил, Хадиджа, тебе никогда не прочувствовать этого так, как я чувствую, я на острове в темном океане, который тебе никогда не переплыть. Я молчал.
