Эрин нахмурила лоб, стиснула зубы и отвернулась, так что я видел ее лицо в профиль; она уставилась вдаль, за две улицы от нас, где ветер носил по воздуху полиэтиленовые пакеты да сорняки прошивали растрескавшийся серый пустырь.
— Вау, окей, — сказала она.
Внутри меня бушевали бури всех зверей и людей, к которым я прикасался, так что да, я стоял на улице, попирая бетон, в легких моих был воздух, пропахший салфетками с кондиционером для сушки белья, я разговаривал с ней, с Эрин, и одновременно я был вздымающимися ребрами той совы с кладбища в Калихи, что знала лишь зеленое есть спать гадить летать летать дышать есть размножаться размножаться летать охотиться дышать летать и красное драться драться хватать летать бояться, и еще я был старухой, которую лечил на одном из прошлых дежурств в Портленде, она упала по пути в парк, и ее голубые вспышки сорок лет просыпалась с того бока от мужа по утрам мы лежали свернувшись под одеялом, оранжевые, розовые, коричневые укачивала малыша он дремал у меня на груди в теплом опьянении после молока и долгая белая боль ее сожалений, проносившихся так стремительно среди всех остальных, кишащее множество жизней, все одновременно внутри моего тела, все до единого мои пациенты. Они обитали во мне постоянно и не покидали моей головы, и хотя обычно я ощущал их присутствие волнами, словно они то приходили, то уходили, в последние месяцы, после случая с наркоманом, я чувствовал их намного сильнее. Чем лучше я понимал, из чего мы все состоим, тем чаще каждый, к кому я прикасался, оставался во мне, кричал, показывал свои раны снова и снова и снова и снова.
— Только не ври, будто знаешь, каково это, — сказал я.
Эрин вскинула руки.
— Я вообще жалею, что начала этот разговор, — ответила она, развернулась и направилась прочь. — Пока.
Мне хотелось постоять, подумать о том, что она сказала, но я понимал: если останусь, она решит, будто ее слова повлияли на меня, потому взял кошелек, телефон, кое-какие вещи из шкафчика и пошел домой пешком. Если устану, сяду на автобус, но сперва мне нужно было все осмыслить.
Эрин хотела, чтобы я добился большего, равно как и моя семья, да и я сам, в общем-то. Но я не мог, не был способен. Мое место здесь. Я решил, причина в том, что пока мне не хватает знаний. Я не могу переключиться на что-то другое, поскольку еще толком не знаю себя, а если будущее потребует от меня больше, чем я могу…
Такие вот мысли крутились у меня в голове, пока я переходил дорогу на красный свет, наискось перебегал оживленные улицы. Вдруг что-то привлекло мое внимание. В проулке между двумя зданиями, в какой-нибудь сотне футов от дороги, я заметил лежащее на земле исковерканное тело лабрадора.
