Ты уже примерз языком к столбу? — И со смехом добавлял: — Не-не-не, говори давай, чё как”.
Он рассказывал мне какие-то мелочи, потом трубку брала мама и тоже рассказывала о чем-то, но оба довольно скоро переходили к главному и такие, типа, видел бы ты, чем занимается твой брат. Каждый раз, в каждый мой звонок разговор непременно переходил на Ноа, что бы я не делал. Они говорили, что даже учителя не представляют, что делать с Ноа, он поглощает самые сложные курсы в Кахене, причем и по химии, и по гавайскому языку, и по матанализу, как будто это легкотня. О его успехах даже в “Гонолулу Эдвертайзер”[71] написали, и тут же пошли пухлые конверты, имейлы и звонки из колледжей, они буквально осаждали родителей, чтобы Ноа уже сейчас начал у них занятия. А родители отвечали, скорее всего, он поедет в Стэнфорд.
Я ненавидел эту часть разговора. Я и хотел, и не хотел знать, чем он занимается. Особенно чем он занимается по настоящему, я о его способностях кахуны, понимаете? Но мама обычно рассказывала только об очередной награде, которую получил Ноа, новых крутых курсах и прочем, а о других его качествах ни слова — о том, чего мы до сих пор не понимаем. “Хотела бы я знать, что с ним происходит, — говорила мама. — Он тебе не рассказывал?”
Первые пару раз она спрашивала меня о нем, будто мы с ним общаемся за ее спиной, как обычные братья, — наверное, мама просто не понимала, как обстоят дела.
В тот раз я огрызнулся.
— Знаешь, — сказал я, — кажется, я в него больше не верю. Во всяком случае, так, как ты.
— Да не во что тут верить, — ответила мама, — ты же сам все видел, собственными глазами, не будешь же ты это отрицать?
— Я же не утверждаю, что этого нет, — сказал я. — Но почему тогда я ничего такого не чувствую? Если это боги, почему они не во всех нас?
— Где ты этого набрался? — спросила мама. — Хоуле так на тебя влияют? Раньше ты так не говорил.
— Я просто вижу, что вы не понимаете главного, — ответил я. — Полная стипендия, мам. Все, кто сюда приезжает, быстро попадают на драфт НБА. Каждый год. Впрочем, вы, наверное, не поймете этого, пока я не привезу домой первый чек на круглую сумму.
— Я всего лишь спросила, разговаривал ли ты с Ноа, — отрезала мама, и я не стал ей возражать. Мне хотелось сказать: может, я не чуствую того, что вы, потому что я единственный, кого заботит, как устроен мир.
— Ноа мне ничего особенного не рассказывает, мам.
Это была правда. Когда подходила его очередь (причем я слышал, что папа с мамой уговаривают его взять трубку), мы с ним такие: ну что нового, ничего, я слышал, в школе будет новая лаборатория, угу, а у вас вроде намечается выездная серия, ага, круто, тут сейчас дождь, паршиво, я хотел пойти на пляж, ну а еще что нового, ничего, и у меня ничего.
