Меня тут же загнали в мойню, то бишь в баню, где я настоящей морской губкой долго сдирал с себя отмершую кожу, грязь и пот. Перед этим мне выдали чистую одежду — отглаженную и даже приятно пахнущую то ли полынью, то ли другой похожей травой. Приятно было чувствовать себя чистым и почти здоровым. Увы, моя левая нога так и не работала как следует, при ходьбе я ее слегка подволакивал и опасался на нее слишком сильно опираться — простреливало болью. Подозреваю, что старый мерзавец, который совершенно не выглядел дураком, все-таки решил подстраховаться и нарочно не вылечил мне ногу — чтобы не делал попыток сбежать. С такой ногой точно не сбежишь, даже если откажет ошейник.
Кстати — на ошейник мне повесили бирку, где были указаны имя моего хозяина и координаты его местонахождения. Так что из подопытного мяса я поднялся до уровня личного раба хозяина. Не скажу, чтобы это было великолепной карьерой, но по крайней мере появилась туманная надежда, что ни завтра, ни послезавтра меня не бросят на прозекторский стол и не выпотрошат во имя Экскулапа, он же Асклепий.
Меня покормили — сытно, так, что я едва сумел затолкать в себя все, что было в миске — мясное рагу, свежую лепешку, кружку чая — здесь в качестве чая используется трава вроде нашего Иван-чая, называют ее «миара», но вообще — по цвету и вкусу вылитый земной чай. Потому мысленно я его всегда называю чаем. А фруктовый отвар — компотом. Сахар у них тут тоже имеется — и белый, тростниковый, и желтый — вроде как фруктовый. Но я никогда особо не любил сладкого, так что мне — что есть сахар, что его нет — абсолютно все равно.
Место мне выделили в помещении вроде казармы — рядом с другими рабами. Двухэтажные «нары» на самом деле очень походили на кровати в казарме, и как ни странно, это даже навевало некие ностальгические воспоминания. Чего-чего, а в казармах я в свое время немало пожил.
Кровати в комнате застелены, обитателей казармы на месте нет — все на работе, все уже с утра шустрят, приставлены к какому-нибудь делу. Один только я бездельничаю, налопавшись от пуза как дорвавшаяся до пастбища скотина. И тут же решаю — пока есть время, пока лекарь не дернул меня в лабораторию — надо отсыпаться! Солдат всегда спит! При первой же возможности, и где угодно — в окопе, в стрелковой ячейке, под кустом, на колесе «Урала» или под БТР. Ибо такая его служба! А просыпается только для того, чтобы пожрать, сходить в сортир, а потом убежать в «самоволку». По крайней мере, так считают все командиры, и честно сказать, они очень даже недалеки от истины.
