Но есть занятие, которым я сейчас занимаюсь — пишу свои воспоминания. Будут ли интересны — время покажет. А сигарета пускай полежит, все равно рано или поздно я ее выкурю.
* * *
То, что мной написано уже, очень трудно мне дается. Эмоционально очень трудно перенести воспоминания о том, что невозможно забыть, просто тяжело! Я не знаю, стоит ли вообще что-то писать о страданиях людей в заключении, потому что на сегодняшний день уже имею все ответы для себя: кто стоит за всем этим!
Трудно очень писать, ручка замерзает. Приходится по нескольку раз обводить буквы, но ничего, я думаю, что, когда выйду из одиночки, будет время переписать. Да что там переписать, переписать я готов хоть сто раз, будет ли все это напечатано? Но из любого положения есть всегда выход, нужно всего лишь поразмышлять, как его найти!
Наконец-то удалось на третий день прикурить свою сигарету. Сидящему рядом в камере, тоже одиночной, только ему дали один месяц, удалось передать мне уже пустую зажигалку, но у нее был кремень целый. А это значит, что можно ватку поджечь, а ватку можно найти в матраце. Вот так и прикурил. Я понимаю, что вредная привычка, зависимость, может быть, не красит меня. Но выкуренная сигарета все же приносит небольшое спокойствие, да и притупляет чувство голода.
9 Мая, День Победы! Я всегда с большим уважением относился к этому празднику. Любил послушать истории чуть выпивших ветеранов войны, которые со всей страстью рассказывали о страшных страницах истории Великой Отечественной Войны. В школе было слушать неинтересно, все как-то искусственно и вяло. Но когда ты слушаешь непосредственно ветерана — это дух, сила.
Наслушавшись очередных историй от ветеранов, которые сыпались на меня до тех пор, пока водка не свалила их с ног, я шел по улице, обдумывая услышанное. По пути увидел пожилого худощавого старичка, сидящего на скамейке за столиком, на котором стояла бутылка водки со стаканом и скромной закуской. На нем был скромный пиджак без единой медали. Кто это такой, почему он сидит один, да и такой грустный. Сгорая от любопытства, я решил сесть рядышком, авось заговорит.
— Что, хочешь присоединиться ко мне? — повернувшись, спросил одинокий человек.
— Да я сидел, слушал рассказы ветеранов о войне, да они от водки позасыпали. А вы воевали?
Одинокий старик развернулся ко мне, его выражение лица было таким озлобленным, что мне показалось, как будто бы я его оскорбил.
— Война, сыночек, была в моей жизни: первая — в Германии три года в концлагере, и вторая — пятнадцать лет Гулага.
