На бумажке у него был чертежик чего-то похожего на крынку с макаронами.
— Слушай, — сказал Федор, — смотри на эту схему и слушай, я тебе объясню один раз, и чтоб ты больше ко мне не приставал. Я занят, у меня голова задурена, понял?
— Понял.
— Ухватывай с одного раза и ни у кого больше не спрашивай, а то эти артисты тебе такого наплетут, они мастера!.. Домну, кстати, не чистят. Никогда. Разожгли — и на всю ее жизнь.
— Ну, это-то я знаю…
— Сейчас идет уборка. Вениками. Дальше под нужно засыпать чугунной стружкой. Лопатами. Дальше выстроить полок. Топорами.
— Механизация!
— А ты что думал? Смотри чертеж. Как начнется загрузка, сверху полетит черт те что целыми вагонами — разнесет и покалечит и лещадь, и летку, и фурмы, словом, горн. Создаем защиты, буфер, вот из этого леса: шпалы, шпалы, стояки, помост, снова стояки — это есть полок. Он примет на себя удар, заодно он же — дрова на растопку. Растопка обыкновенно… Печка как печка, только большая.
Тем временем Николай Зотов принес охапку лопат и, покрикивая «берегись!», стал швырять их в дыру. Был он высокий, стройный, с иронично-улыбчивым, добродушным лицом. Есть такие лица, которые кажутся улыбающимися, даже когда они очень серьезны.
— Спасибо, — сказал Павел. — Последняя просьба: возьми меня в свою смену покидать лопатой, согреться.
Федор удивленно, иронически осмотрел его с ног до головы, как бы раздумывая: что за баловство и стоит ли потакать?
— Бледный ты какой-то, как с перепоя.
— Замерз, — соврал Павел.
— Ладно, полезай, — неохотно согласился Федор, смягчил шуткой: — Первая настоящая помощь от корреспондента. Постой, Пашка, псих, постой, надень вот это!
Он достал из какого-то железного сундука тужурку — сплошной пух лохмотьев, забрал пальто Павла, положил в сундук. Павел облачился.
— Ха-рош! — с удовлетворением сказал Федор, осмотрев его. — Полезай, только держись крепко, шею не сверни! Отвечай потом за вас!
И сразу же отвернулся, побежал с криком:
— Тише, вы, артисты, базар развели, не туда, к шлаковой давай неси!
Хватаясь за каждую перекладину до побеления пальцев, Павел спустился по длинной шаткой лестнице на арену.
В глаза ему ударил едкий дым, сразу вызвавший слезы, и, прогоняя их, щурясь, он не разглядел и сослепу спрыгнул прямо в кучу чего-то дымящегося, черного и горячего, как куча асфальта, и набрал этого добра сразу полные ботинки.
— А вот подмога, — сказал пожилой конопатый рабочий, протягивая Павлу лопату. — Как там на улице, мороз?
