— Допустим, девчонки ныне сами… такие хамоватые.
— Это защита! От страха и борьбы за жизнь, а иначе ведь с вами пропадешь! Так и вылетишь в десятые.
— Гм…
— Они только не знают, что и в девятке остаться не великое счастье. Современный этот самоуверенный нахал, превратившийся в мужа…
— А, в этом и причина, что ты решила быть одна?
— Что ты, конечно, нет.
— Не понимаю.
— Я нарочно завела этот разговор, чтоб ты перестал проникать мне в душу: стеклянные стенки, видишь ли, и прочее…
— Извини еще раз.
— Все в порядке. Я думаю, это была последняя война, когда так выбили мужчин. В новой войне мы уже будем гибнуть одинаково: мужчины, женщины, дети, так что все выровняется.
— Ты так безнадежно говоришь, словно война завтра…
— О, я ничего не знаю!.. Была у нас читательская встреча в цехе. Я пошла посмотреть плавку — красиво. Стою, думаю: вот, как вы пишете, из этого металла будут тракторы и комбайны. И ракеты. Может, я стою над этим ручьем, а это льется как раз та самая ракета, и я смотрю на свою смерть. Вот так, тут, возле домны начиналась.
— Наши с тобой смерти плавятся скорее всего где-нибудь в Руре, — заметил Павел. — Но ты не бойся: у нас есть чем защититься от их ракет!
— Слушай! — вдруг, склонившись к его уху, быстро спросила она. — Я точно еще не старая? Скажи только правду! Очень прошу тебя! Я пригляделась, сама себя уже не вижу. Ты вот… свежим взглядом… Я старею?
— Господь с тобой…
— Только не лги! Пашка!
— Женька! Все хорошо, — улыбаясь, искренне сказал Павел. — Я, знаешь, как тебя увидел, просто был… ну, повержен. Да.
— Спасибо. Ты сам не знаешь, как меня утешаешь!.. О боже мой, столько в этой жизни чудовищного: болезни, заботы, холод, старость, смерть, — а они еще — эти ракеты, бомбы, ракеты, бомбы!.. И чем же это мы, люди, занимаемся, вот ответь ты мне, писатель? Ты оптимист или пессимист?
— Помесь, — сказал Павел. — Сложный оптимист, по Ромену Роллану: сквозь тернии к радости, с окровавленными ногами, но обязательно к радости. Насколько я помню, Ромен Роллан был твой любимый писатель.
— Был… Забавно, на госэкзамене в пединституте он мне достался…
— Почему ты не стала преподавать?
— Я два года преподавала.
— Ну и что?
— Не умею. Вернее, не то. Школа требует долбежки. Я этого не смогла.
— Долбежки не надо.
— Ну, это идеально, так все и говорят, но когда доходит до дел… Вероятно, я была неопытная, поддалась панике. В общем, ушла в библиотеку — тут в сто раз спокойнее.
— Опять спокойнее?
