– На вас, папа?
– И на меня, и на дивизионное начальство, и даже на государя. Капитан Нифонтов обижен на всех, и ему от этого очень плохо, только он сам этого не понимает. – Папа вздохнул.
Фёдор не очень понял. Как это «на всех обижен», «ему плохо», а сам при этом «не понимает»? Когда Фёдору было плохо и обидно, он понимал всё наираспрекраснейшим образом.
– Думаю, с Нифонтовым-младшим вы поладите, – вдруг сказал отец. – Не спорь с ним, если он будет… ругать меня, скажем. Он просто повторит то, что ему внушили. Человеку, Ѳеодоръ, легче живётся, когда он может кого-то обвинить в своих несчастьях. Иногда это верно, иногда есть какой-нибудь злодей, жадный ростовщик, нечестный купец, себялюбивый начальник… А иногда и нет. Нет, и всё, а человек ищет, ищет, несмотря ни на что. Понимаешь меня, сын?
Папа смешивал «ты» и «вы», а это значило, что он сам растерян.
– Понимаю, пап. У нас в прошлом году в классе был Мишка Вечеровский, так Феогност Феогностович у него спросит, бывало: «Ну что, ученик Вечеровский, не угодно ли вам будет поведать классу, э-э-э, в чём заключалась суть борьбы гвельфов с гибеллинами?»[13], а Мишка только глаза закатит и жалобно так: «Я не виноват, господин старший учитель, в отпуску был, а дома мне учиться не дают! Это они во всём виноваты!..» – и такую историю, пап, завернёт, что диву даёшься!.. Феогност Феогностович как-то слушал, слушал, а потом и говорит: «За художественную силу воображения ставлю вам, Вечеровский, «удовлетворительно». Потому как, папа, там и призраки были, и священник, который их изгонять явился, и…
Папа улыбнулся, но одними губами, глаза оставались грустные. Наверное, подумал Фёдор, ему жалко этого капитана Нифонтова, который на всех обижен. Толстый Мишка Вечеровский был смешной, а вот капитан – какой-то жутковатый, и Фёдор сам не знал, от чего шла эта жуть.
– Я тебе всё расскажу, – повторил папа. – В твоё первое же увольнение. Обещаю. А теперь смотри, мы уже почти дошли.
Липовая аллея вливалась в обширный плац перед бело-лимонным фасадом главного корпуса. Плац, против ожиданий Фёдора, оказался не пыльным и не грязным, его покрывал новомодный асфальт с начерченными на нём белыми и красными квадратами для построений. Справа и слева плац упирался в высоченные живые изгороди, за которыми, знал будущий кадет Солонов, начинался парк с искусственными прудами, плотинами и каналами.
Сейчас плац кипел. Кадеты и их родители покрыли его весь разноцветной толпой; шляпки женщин, белые и тёмно-синие кители офицеров, чёрные мундиры гражданских чинов, партикулярные платья обывателей.
