– Так, понятно. Тебе пришлось искать нюхательные соли и доставлять босса домой.
– Да.
– В письмо ты заглянула?
– Нет. Тогда мне это и в голову не пришло, прочесть чужое письмо, а теперь я думаю, что была неправа…
– Ладно. Ты отвезла Дорле домой, вызвала к нему мага-медика?
– Нет, – Лидия покачала головой. – Он пришел в себя довольно быстро, сказал мне, где у него его таблетки и как воспользоваться стационарным порталом в его дом. Я все сделала, вот тогда и оказалась в особняке Мэтра в Хэмпстеде.
– Там кто-то был? Прислуга, жена, любовница, кошка?
– Никого. Мэтр лег на диван в гостиной, принял таблетку и дал мне денег на экипаж в город.
– Хорошо, а на следующий день – он был в ателье?
– Да. Выглядел, как всегда, разговаривал с клиенткой, которая неожиданно появилась, улыбался…
– Ты с ним не обсуждала это происшествие? Ателье продолжает работать, ничего не изменилось?
Девушка молча мотнула головой.
– Тогда смотри сама: от какого сообщения человек может упасть в обморок? Известие о чьей-то смерти, серьезная опасность для его здоровья, дела или банковского счета, ну, или некая глобальная катастрофа, задевающая его лично. Можно предположить, что ничего такого вестником ему не сообщали, согласна?
– Ну, да, пожалуй… После такого известия он бы не смог на следующий день держаться как ни в чем не бывало. Наверное, не смог бы. Действие успокоительных я бы заметила.
– Значит, второе предположение – шантаж. Дорле пришло письмо от кого-то, кто держит в руках его секреты, а ты оказалась невольным свидетелем.
– Ладно, предположим, ты прав, и Мэтра действительно чем-то шантажируют. Хотя я не верю, что он мог совершить что-то позорное! – горячо воскликнула Лидия. Пьер даже залюбовался ею, так сверкнули ее глаза. – Но как он оказался на Крите?
– Если бы мы это узнали, можно было бы и шантажиста найти… – задумчиво ответил Лавернье.
Полковник Паттерсон потер глаза и откинулся на спинку кресла. Ему категорически не нравилось дело, которое он просматривал, и не нравилось по многим причинам.
Во-первых, его непосредственный начальник, глава королевского Хоум-Офиса граф Карфакс, попросил не отдавать расследование детектив-инспекторам, а разобраться самому, поскольку дело очень уж щекотливое.
Во-вторых, в качестве потерпевшей выступала пожилая леди, только что овдовевшая, что предполагало траур, слезы и черные платья. И если цвет дамских платьев Дэна Паттерсона волновал не сильно, то от женских слез он впадал в ступор. Впридачу его собственная жена, на седьмом месяце беременности внезапно накрытая гормональным штормом, принималась плакать всякий раз при виде мини-моркови на тарелке, деток на кактусе или котят на странице календаря. Жену Дэн обожал, но домой идти не хотелось.
