Женщина: Окрести моего сына, чтобы он не умер.
Ротманн: Нет.
Женщина: Почему?
Ротманн: Крещение — это омовение, которое человек желает и получает как верный знак, как самое истинное свидетельство того, что он умер для греха. Как самое истинное свидетельство того, что он был погребен с Христом и ныне воскресает к новой жизни. С этой минуты он будет жить не для того, чтобы ублажать свою плоть, но чтобы покорно следовать воле Божией. (Другим тоном.) И ты считаешь, что мы вправе ожидать — вот этот сосунок, прильнувший к твоей груди, способен выказать эти или подобные намерения?
Женщина: Нет, не вправе.
Хор католиков: Иди сюда, женщина, встань в наши ряды. Мы окрестим твое дитя, как окрестили когда-то тебя. Нам довольно и того, что веруешь ты. Точно так же, как нашим предшественникам довольно было веры твоих родителей, когда спустя несколько дней после твоего рождения они принесли тебя к купели. Встань в наши ряды, и твой сын не умрет.
Женщина: Что я должна делать? Родители мои были католиками, но я — не католичка. Кому вверить мне сына моего, чтобы он не умер?
Хор лютеран: Иди к нам, женщина. Мы исповедуем ту же веру, которую ты избрала и которой должна следовать. Мы окрестим твоего сына, и он насладится жизнью вечной.
Женщина (Ротманну): Окрестишь моего сына?
Ротманн: Мы не на рынке, где сбивают цены, и не на аукционе, где их взвинчивают. Один Господь знает, какую судьбу уготовил он твоему сыну, чего Он хочет от него. Нам он не нужен будет до той поры, пока ему не нужен станет Господь.
Все радикалы — и среди них Книппердолинк с Ротманном — уходят. Остаются «умеренные» католики и лютеране-консерваторы.
Хор католиков: Иди сюда, женщина, неси к нам своего сына.
Женщина: Если моему сыну суждено прийти к вам, пусть он когда-нибудь свершит этот путь сам, без меня. Ибо я исповедую другую веру. Как же я могу своими руками отнести его к вам?
Католики с досадой покидают сцену.
Хор лютеран: Мы здесь, мы готовы совершить обряд над твоим сыном.
Женщина: Не хочу.
Хор лютеран: Отчего же?
Женщина: Оттого, что произнося слова, каких не ведали прежде мои уста, поняла то, что раньше было скрыто.
Хор лютеран: Что именно?
Женщина: Поняла, что если и должен будет к вам прийти мой сын, пусть придет он сам — своими ногами, а не у меня на руках.
Хор лютеран: Если сын твой умрет некрещеным, он никогда не увидит Господа.
Женщина: Не беда. Господь видит его. Хороши же вы, богословы, если и вправду полагаете, что Бог смог бы существовать, не быв увиденным хотя бы одним из творений своих.
