Когда была убита третья утка, я придержал Зенту и послал Рыжика. Неохотно прыгнул он в озеро, поплыл и подал мне добычу. В награду я дал ему кусочек, мяса, приготовленный заранее, чтобы поощрить хорошую работу.
Дело пошло на лад. После выстрела Рыжик и Зента наперегонки плыли за птицей и дружно возвращались.
Я глядел на них и радовался.
Иные наши охотники имеют дурную привычку выходить на утиную охоту с гончей собакой. Это мне ужасно мешало. Гончаки приметят Рыжика — завопят, зальются как оглашенные:
«Лисица на заливе! Ай-ай-ай! Какое безобразие! Ай-ай-ай! Хватай, братцы-сестрицы! Ай-ай-яй!»
Я дую в свисток. Зента схватится с одним дурнем, а два-три скачут к Рыжику. С гончими шутки плохи. Рыжик летит ко мне, прядает ушками, машет хвостом: «Спасай!» Я посажу его в заплечный рюкзак; отбиваюсь от гончих прикладом.
Рыжик сидит в мешке, как в крепости. Высунет морду в дырочку, посмеивается над злыми собаками:
«Чудаки лопоухие! Разве хозяин даст меня в обиду!»
Отбив нападение, мы снова принимаемся за своё дело.
Однажды на утиной охоте случилось маленькое происшествие, о нём стоит сказать. Раненая утка шилохвость упала очень далеко, почти на середине большого озера, где возвышался крохотный островок.
Я послал Рыжика. Он подплыл к утке, взял её в зубы, выбрался на островок и принялся завтракать. Он спокойно уплетал сбитую мной утку. Сущее мародёрство, неуважение к хозяину! А главное, чревато последствиями. Ведь лиха беда начало. Если Рыжик пристрастится лопать добычу, что из него выйдет? Возмущало меня ещё и то: лисовин не был голоден — утром я накормил его и Зенту до отвала. Чего же ради он польстился на шилохвостую утку?
Я свистел, вызывая Рыжика на берег. Он слышал позывные, но продолжал грызть утку. Я послал за ним Зенту. Она подплыла к островку, отняла у лисовина остатки птицы и прыгнула в воду. Рыжик поплыл за ней.
На берегу я долго распекал Рыжика за мародёрство. Он виновато помахивал пушистым хвостом, просил прощения, лизал мне руки. Всем своим поведением он говорил: «И сам не понимаю, как это случилось, хозяин! Больше не буду!» Я простил его, и это, действительно, не повторилось.
Рыжик постепенно осваивал «технику» утиной охоты, становился таким же дельным помощником, как Зента.
Первые успехи вскружили мне голову. Мысль моя вознеслась высоко. Я уже предвидел день, когда приглашу специалистов-собаководов и покажу им работу Рыжика:
«Новая порода охотничьей собаки. Прошу любить и жаловать».
