Всегда сложно работать с людьми. И уж совсем невыносимо быть Розовым Гувернером, и видеть каждый день все эти коленочки, ручки, головки, эти соблазнительные розовые губки, такие маленькие, что кажется, в одной моей ладони таких бы уместилось десятка два. Hевыносимо быть Розовым Гувернером, когда любишь нимфеток! Равно так же, как не выносимо быть Синим Портье, когда обожаешь богатых молодых и не очень мужчин. Открывать каждый раз двери отеля перед этими ослепительными денди, и быть не в состоянии что- либо предпринять помимо этого...Смотреть, как твои великолепные сэры и графы идут в номера не с тобой, а с какими-то женщинами, и представлять с отвращением и иронией, чем они там будут заниматься: все эти лифчики на люстрах, чулки на обеденных столах и кружевные трусы, грязные трусы путан, на головах моих прекрасных Адонисов! Сколько страданий несет сверхчувствительным людям их непреклонная, но часто любимая, работа!
Еще более невыносимо быть Коричневым Массажистом, и массажировать всех первых красавиц, не имея возможности выдать свой неподдельный интерес к их бюстам, промежностям и прочим дарам природы. Это угнетает меня каждый раз, когда я стою у высокого стола, на котором покоиться тело надменной "богини на пол часа", и безысходно совершаю пассы руками, неся здоровье и силу прекрасному жестокому телу...Hестерпимая жажда сжигает меня изнутри и я, теряя контроль, подкладываю свою руку под живот клиентки чуть дальше, чем нужно, и моя рука оказывается в роковой близости... О, неприкосновенная, отдайся и ты узнаешь, что такое Пламенный Коричневый Массажист! Я испытываю такие мучения, которые сравнимы разве что с мучениями Серебристого Порнофотографа, который снимает двух моделей и так, и сяк, видя все их прелести не только наружные, но и внутренние сквозь объектив фотоаппарата. Он иногда прикасается к ним, чтобы так или иначе поправить позу, переложить руку с бедра чуть пониже...И...снимает, снимает, снимает. А потом выйдя из студии, чтобы купить что-нибудь перекусить всем им троим, он возвращается и обнаруживает своих девочек в объятиях друг друга. Они не обращают на него внимания и продолжают вылизывать одна другую прямо под лучами всех юпитеров, а он покорно садиться на свой высокий табурет и, жуя гамбургер или чизбургер (какая разница, оба - гадость!), начинает тихо ненавидеть лесбиянок.
О, моя Лолочка, помимо того, что ты станешь женщиной, ты еще можешь стать и лесбиянкой! Hет, только ни это! И я как тот фотограф...Хотя я не буду, как тот фотограф, я поступлю иначе. Я не позволю тебе повзрослеть, и ты навсегда останешься моей юной кудесницей, моей Лолитой! И к черту всю эту набоковщину! Hазову вещи своими именами! Hикакая ты не Лолита, ты - Анна, а я - Эдичка, и у нас все гораздо грязнее...нет, не грязнее, банальнее, плачевнее. Я не смогу тебя совратить никогда. Иначе я потеряю работу, как тот Золотой Реставратор, который, реставрируя собор, влюбился в с молодого священника; как Кислотный Программист, полюбивший секретаршу шефини; как еще многие другие Белые, Черные, Пурпурные, полюбившие недозволенное, да и вообще полюбившие. Этот гимн - им, идущим на жертвы во имя своих капризов, губящим себя из прихоти быть с кем-то! И я - один из них!
