Жизнь — минуты, годы... | страница 9




Наш день среда… И тогда была среда, подумал Василий Петрович, вспомнив вдруг ту среду.

Сошли с автобуса, торопливо пересекли дорогу и укрылись в кустарнике. Кустарник был низкорослый, они шли дальше и дальше, пытаясь найти более надежное укрытие, и вскоре очутились по ту сторону зарослей, там начинались заболоченные луга, а выше по склонам — виноградники.

— Напрасно мы сюда приехали, — сказал он.

— Мы приехали, чтобы побыть вдвоем, — ответила она.

— Здесь же негде спрятаться.

— Здесь нам и не надо прятаться, потому что мы мужчина и женщина.

— Хорошо, что штамп о браке ставится не на лице, а только в паспорте.

— Мы с тобой состоим в законном браке уже только потому, что любим.

— Любовь — это еще не закон. Установленный порядок нарушать не полагается.

— Даже во имя большой и чистой любви?

Сели на траву, положила ему голову на плечо, у нее чудесная головка, волосы подстрижены коротко — под мальчика, спадают светлой челкой на лоб, на брови, на глаза, от этого она казалась совсем юной, блузка на ней была голубая, слишком просторная, она любила просторный покрой, чтобы выглядеть посолиднее.

— Тебе эта блузка не идет.

Достала из сумочки круглое зеркальце, вытянула руку, посмотрелась в него.

— Больше я ее не надену.

Прижалась щекой к его щеке, и в круглом зеркальце он увидел ее печальные глаза, зеркальце слегка отклонилось, и он увидел свое лицо.

— Ты узнаешь его?

— Нет.

— Это нехороший человек, который обхаживает чужую жену.

— Правда?

— Пока не повстречала тебя, жила так счастливо, готовила мужу обед, стирала белье, гладила сорочки.

Она вздохнула, из зеркальца на нее смотрели печальные глаза, в них были слезы.

— Милый мой, почему настоящая, большая любовь дается так трудно?

— Настоящее счастье не легко приходит.

Он был счастлив, что любил, что должен был бороться за свою любовь, защищать ее от тех, кто выплеснул на нее грязь: экий негодник, к чужой жене ходить повадился, ловелас. Все они наверняка говорят в животном экстазе нежные слова… Но огонь, что сушит древесину, и огонь, пожирающий дома, испепеляющий в печах крематориев молодых парней и девушек, идентичны.

— Ты о чем задумался?

— Думаю о тех, кто недоцеловал, недолюбил…

— Мне не хочется, чтобы ты вспоминал войну.

— Да, но ведь и мы могли погибнуть, и этот мир мог бы для нас уже не существовать.

— Разве могло не существовать на земле моего мира?

— Могло.

— И ты в этом мире не существовал бы? И это место не существовало бы в нашем мире?

Чахлый кустарник, укатанная дорога, два ясеня, несколько елей… Ели уже давно выбросили молодые побеги, и они успели потемнеть, зимой, на ветру, ели шумят как-то тоскливо, он с детства помнит, как шумят зимой ели. Они росли на склоне, за домом. Он спросил: