Наступает час расплаты за дубинки и штыки,собирайте все лопаты, все мотыги и кирки.
Работенка вам по силам, по душе и по уму: ройте общую могилу Капиталу самому.
Ройте все единым духом, дружно плечи веселя пусть ему не станет пухом наша общая земля.
Мы ж недаром 1000 изучали "Манифест" и "Капитал" Маркс и Энгельс дело знали, Ленин дело понимал. Ярослав Смеляков. Избранные произведения в двух томах. Москва, "Художественная литература", 1970.
ДОРОГА НА ЯЛТУ Померк за спиною вагонный пейзаж. В сиянье лучей золотящих заправлен автобус, запрятан багаж в пыльный багажный ящик.
Пошире теперь раскрывай глаза. Здесь все для тебя: от земли до небес. Справа - почти одни чудеса, слева - никак не меньше чудес.
Ручьи, виноградники, петли дороги, увитые снегом крутые отроги, пустынные склоны, отлогие скаты все без исключения, честное слово!частью - до отвращения лилово, а частью - так себе, лиловато.
За поворотом - другой поворот. Стоят деревья различных пород. А мы вот - неутомимо, сначала под солнцем, потом в полумгле летим по кремнистой крымской земле, стремнин и строений мимо.
И, как завершенье, внизу, в глубине, под звездным небом апреля, по берегу моря вечерних огней рассыпанное ожерелье.
Никак не пойму, хоть велик интерес, сущность явления: вроде звезды на землю сошли с небес, а может,огни в небеса уходят.
Меж дивных красот - оглушенный - качу, да быстро приелась фантазия: хочу от искусства, от жизни хочу побольше разнообразия.
А впрочем - и так хорошо в Крыму: апрельская ночь в голубом дыму, гора - в ледяной короне. Таким величием он велик, что я бы совсем перед ним поник, да выручила ирония. Ярослав Смеляков. Избранные произведения в двух томах. Москва, "Художественная литература", 1970.
НОЧНОЙ ШТОРМ Когда пароход начинает качать из-за домов, из мрака выходит на берег поскучать знакомая мне собака.
Где волны грозятся с земли стереть, клубится пучина злая, нечего, кажется, ей стеречь, не на кого лаять.
Высокий вал, пространство размерив, растет, в полете силу развив, и вспять уходит, об каменный берег морду свою разбив.
Уходит вал. Приходит другой,сидит собака - ни в зуб ногой. Все люди ушли, однако упорно сидит собака.
Закрыты подъезды. Выключен свет. Лишь поздний пройдет гуляка. Давно уже время домой. Ан нет все так же сидит собака.
Все так же глядит на ревущий вал. И я сознаться не трушу, что в этой собаке предполагал родственную мне душу.
Так, как ее, с недавней поры, гудя, рокоча, звеня, море вытаскивает из конуры и тащит к себе меня.
