– Мой милый друг, мы с вами видимся в последнее время очень часто, мы так сблизились в короткое время, точно знакомы целые годы, мы понимаем друг друга с первого слова, да и без слов, кажется, понимаем. И все-таки эти полунамеки, эти фразы, высказываемые загадками, вызывают невольную мысль, что мы точно опасаемся друг друга. И я должна согласиться – иногда вы мне кажетесь загадкой.
– Но вы никогда не казались мне загадкой, Тамара Георгиевна. Ваша душа для меня открытая книга, и мне все ясно.
– Пожалуйста, оставьте вашу таинственность. Она меня начинает утомлять. Ну, что же ясно вам?
Надо было ее окончательно рассердить: этим способом легче всего заставить женщину высказать свои истинные чувства.
– Милая княгиня, мне ясны два обстоятельства: ваша идеальная, святая любовь к старому ревнивому мужу, что, конечно, очень добродетельно и заслуживает всякой похвалы, и ваше материнское попечение, безграничная нежность к его двум больным детям.
Чудное лицо княгини вспыхнуло интересным румянцем, и, нахмурив черные брови, она поднялась с камня с видом самой величавой ярости:
– Кандинский, вы сами мне предложили быть моим истинным другом, между тем вы говорите с язвительной насмешкой, как мой враг.
– Княгиня, – начал я, стараясь воспроизвести ее интонацию и ее величавый гнев, – я повторяю только ваши собственные слова о любви к мужу и детям, которые вы мне упорно повторяли.
– Но, голубчик мой, мне казалось, что вы всегда догадывались, что мои слова надо понимать поборот.
– Хорошо, княгиня, – проговорил я очень серьезно, – я припомню все ваши слова и все это переставлю вверх ногами.
Она с сдержанным гневом глухо проговорила:
– Я слишком горда, чтобы выслушивать слова, которые произносятся с рассчитанной иронией. После этого нам остается одно: расстаться.
Она бросила вызов, мне оставалось только принять его.
Я поднялся, сохраняя самый равнодушный вид:
– Расстанемся…
И сделал несколько шагов.
– Кандинский, да куда же вы?!
– Исполняю ваше желание, княгиня.
– Ужасный человек!.. Да садитесь, садитесь, надо же нам хотя объясниться, прежде чем окончательно рассориться.
Я сел, и так как воцарилось томительное молчание, то, опустив голову, начал концом палки чертить карикатуры на ее мужа и детей.
– Как это, право, вы сидите с молодой женщиной с таким холодным видом? Я вижу, что и душа ваша – лед.
Ее голос звенел досадой. Это мне нравилось; но, не подымая головы, я продолжал чертить.
– Княгиня, говорить с женщиной…
