– Больно было? – спросил он. – Когда в тебя стреляли?
Клэр машинально подняла руку и дотронулась до места, где была рана. До небольшой вмятины, с появлением которой закончилась ее нормальная жизнь, жизнь девочки, спавшей по ночам и получавшей хорошие оценки. Девочки, которая никогда не говорила то, чего не надо, как раз тогда, когда это совсем ни к чему.
– Не знаю, – ответила она. – Последнее, что я помню, – ужин в ресторане с мамой и папой. Они хотели, чтобы я попробовала что-то новое, а меня тянуло на спагетти. Я не унималась, все твердила, спагетти да спагетти, и в конце концов мама попросила официанта принести мне то, что я хотела. Это последнее, что я помню. Мама была раздражена моим поведением. Я ее разочаровала. – Клэр провела рукой по лицу и почувствовала на щеках теплые влажные полоски.
На пруду закричала гагара. От этого одинокого нездешнего звука у Клэр к горлу подступил комок.
– Я очнулась в больнице, – продолжала она. – Мои мама и папа умерли.
Уилл так нежно дотронулся до нее, что Клэр засомневалась: а вдруг это ей показалось? Он провел пальцами по ее лицу едва ощутимо, словно перышком. Клэр подняла голову, чтобы взглянуть в карие глаза Уилла.
– Мне тоже не хватает мамы и папы, – признался он.
– Жутковатая школа с жутковатыми детишками, – сказала Джейн. – Каждый из них со странностями.
Женщины сидели в комнате у Мауры, придвинув стулья поближе к очагу, где горел огонь. А за окнами хлестал дождь и ветер сотрясал рамы. Джейн переоделась в сухое, однако казалось, что сырость пронизывает ее до костей и даже языки пламени не в силах дать тепла. Поплотнее укутавшись в свитер, Джейн посмотрела на картину маслом, висевшую над очагом. Это был портрет джентльмена-охотника, гордо стоявшего рядом с убитым оленем; ружье было перекинуто у него через плечо. Мужчины и их трофеи.
– Я бы использовала другое слово, – ответила Маура. – Одержимые.
– Ты имеешь в виду детей?
– Да. Они одержимы преступлением. Насилием. Неудивительно, что они кажутся тебе странными.
– Стоит только объединить кучку таких детей, ребят с серьезными эмоциональными проблемами, и это лишь усилит их странности.
– Возможно, – согласилась Маура. – Но здесь единственное место, где они могут получить одобрение. От людей, которые их понимают.
Джейн не ожидала, что Маура скажет это. Маура, которая сидела сейчас у огня перед Риццоли, казалась совершенно иной женщиной. Ветер и влага превратили безупречно гладкие черные волосы Мауры в клочки спутанной соломы. Клетчатая фланелевая рубашка была не заправлена в брюки, а отвороты синих джинсов – покрыты пятнами засохшей грязи. Всего несколько дней в Мэне, и доктор Айлз превратилась в совершенно незнакомого для Риццоли человека.
