– Мы еще не ушли, потому что пили пиво в баре. Решили еще раз спросить, сможете ли вы довезти Карпова до дома? – А надо сказать, что Токио – довольно сложный в плане ориентации город и найти нужный адрес бывает совсем не просто. Говорил Миша просто, без всяких затей, не выказывая никакого удивления по поводу нашей компании. Стало очевидным, что Фишера он не узнал. Поняв это, Кампоманес вскочил из-за стола и, загораживая Бобби от последующих взглядов журналиста, стал оттеснять Мишу к выходу, приговаривая, будто бабушка, что увещевает внука-безобразника:
– Довезем-довезем, сказали же – довезем. Что вы как маленькие? Никуда ваш Карпов не денется.
Неожиданная встреча с Фишером получилась на удивление простой и легкой. Бобби с удовольствием общался и не отказывался от возможности в будущем все же встретиться за игровым столом. Мы, на радость Кампоманеса, кажется, даже договорились до чего-то вполне определенного. Когда пришло время прощаться, Мацумото попросил сфотографировать нас для семейного альбома. Я, не почувствовав никакого подвоха, да и как можно было ожидать его от главы Шахматной федерации Японии, согласился. Как ни странно, Фишер, который терпеть не мог, когда его снимали, тоже не высказал возражений. Мацумото щелкнул камерой, и мы думать забыли о фотографии.
На следующий день я вернулся в Москву и обнаружил, что и весь город, и вся страна, и весь мир гудит возмущенным ульем, растревоженный поступком Корчного. Я старался не думать об этом, занимал себя мыслями о возможном матче с Фишером. Я прекрасно понимал, что вопрос о возможности такой встречи будет решаться не в Спортивном комитете, а где-то наверху. Возможно, не самим Брежневым, но кем-то из его заместителей. Я хотел обратиться к секретарю ЦК КПСС Владимиру Ивановичу Долгих, с которым мы очень тепло общались. Долгих был приятным человеком и хорошим шахматистом. Но его не было в Москве, не оказалось в Москве и Брежнева, и других секретарей, кроме Суслова. Конец июля – все в отпусках. Понимая, что разговаривать с Сусловом об идее матча с Фишером бесполезно, он такую встречу не поддержал бы никогда и ни за что, я пошел на прием к Ивонину – заместителю министра спорта – и в общих чертах рассказал о том, что Кампоманес снова горит желанием организовать мой матч с Фишером. Я говорил о том, что от Фишера получено предварительное согласие, говорил, что сам заинтересован в турнире, чтобы все же одолеть противника за доской, умолчал я лишь о том, что все эти договоренности осуществились при личной встрече. В Токио мы единогласно решили, что сначала мне лучше заручиться благосклонным отношением к возможному матчу в верхах, а потом уже обнародовать всю информацию о разговоре в Японии. Кроме того, я был уверен, что докладывать об этом и вести переговоры в ЦК об игре с Фишером я должен лично и никак иначе. Если передать важное дело в чужие руки, можно ничего не добиться. Поэтому всей правды я Ивонину не открыл, за что жестоко поплатился.
