Власовцев к моему времени сидело немного. В хрущевскую оттепель была большая амнистия для тех, кто то ли в воинских формированиях, то ли в полиции служил немцам. Но амнистии не было для тех, за кем числилось конкретное убийство и участие в расстреле партизан, коммунистов. Те досиживали свои 25-летние срока. Люди были разные. Кто-то переходил к немцам из ненависти к советской власти, особенно в связи с коллективизацией. Кто-то хотел просто выжить. Были те, кто едва не умер от голода в немецком концлагере. Помню Сергея Дмитриевича Соловьева, офицера РОА, ставшего в период моего с ним общения глубоко верующим православным, монархистом. Помню одного старосту, который обратился ко мне с просьбой написать жалобу. Он сказал, что дело ему сфабриковали, что никаких преступлений за ним нет. Главный упрек ему со стороны "органов" был тот, что, будучи старостой, он открыл в своем селе православный храм, ранее закрытый верными ленинцами. Я обещал в ближайшее воскресенье изучить его бумаги. Но выходной наступил, а староста со мной не встретился. Позже я спросил его, в чем дело, я же специально отложил свои книги ради него. Оказывается, стукачи засекли его беседу с отпетым отщепенцем. Лагерный чекист вызвал моего коллаборациониста в кабинет и сказал: "Если напишете жалобу, мы вам ТАКОЕ ВСПОМНИМ, что пойдете под расстрел!" Как будто они по своей доброте решили чего-то не вспоминать. Старик передумал. "Дело ваше", — сказал я и взялся за Ключевского. А через год, не досидев восьми лет, он, желтый и ссохшийся, умер в лагерной больнице от желтухи.
Православная Пасха 1963 года совпала с католической и протестантской. Было решено верующими всех христианских вероисповеданий собраться в столовой за час до обеда и отметить праздник совместной молитвой и трапезой. Это теперь я такой ученый, что знаю, как неправ петербургский митрополит Владимир, устраивая совместные с иноверцами молебны. А тогда я только-только приобщался к вере и никакого понятия об экуменизме не имел. Нам, заключенным, было радостно собраться всем вместе: русским православным, литовским католикам, православным украинцам и украинцам-униатам, эстонским лютеранам. Три священнослужителя прочли молитвы, перекрестились, сели за стол, отведали самовыпеченную пасху, попили чая. Было нас в зале человек двести (из двух тысяч, сидевших тогда на 11-м). В конце трапезы явились надзиратели, стали шуметь: "Это что такое? Разойтись!" Был пик гонений на религию в Советском Союзе. А тут еще и в зоне учинили "идеологическую диверсию".
