— Может быть, ты что-нибудь сказал ей? Может быть, не так тронул ее? — спросил Кавдына приятель.
Кавдын сердито ответил:
— Зачем спрашиваешь? Таким бесстыдным меня ведь ты никогда не знал.
На другой день с утра прошли по селу слухи.
Вчера, после полуночи, Долойти Кавдын ходил проведать табун. Когда он возвращался обратно, то из-за стога вдруг выскочили сыновья Анкала Цорати и бросились на Кавдына. Кавдын за оружие не успел схватиться.
— Что вы задумали, Цорати!.. Что я вам сделал? — спокойно спросил их Кавдын.
Цорати ничего не ответили.
— Свалить его надо! — крикнул старший из братьев. Долго боролся Кавдын, не давал повалить себя, но четыре брата оказались сильнее — свалили.
— Держите его теперь крепко, — приказал старший брат, Годах.
Увидев в Годаховой руке обнаженный кинжал, Кавдын замотал во все стороны головой, но младший Цорати придержал его, а Годах опустил отточенный кинжал и отрубил под корень левое ухо Кавдына…
— Большие беды будут, — говорили в селе. — Кавдын это так не оставит.
Но Кавдын, вместо того чтобы смыть позор, засел на мельнице.
— Для виду притих, — говорили одни.
— Жестоко отомстит Кавдын за свою кровь, — утверждали другие.
В селе со дня на день ждали: идет беда, придет беда!
Но шли дни за днями, месяцы, годы — казалось, что у Кавдына и мысли о мести не было.
Тогда начали заглядывать к нему на мельницу прежние друзья, спрашивали:
— Смерть лучше позорной жизни. Почему ты не мстишь за свою кровь?
Кавдын рад был друзьям, но про мщение не позволял говорить. И друзья махнули на него. Ходили к нему его сестры и старая мать, укоряли:
— Смеются люди, говорят: «Пропал Кавдын, на позорное место посадил себя». Нам из дверей высунуться нельзя… Почему ты ничего не сделаешь, чтобы имя свое очистить?..
Шли годы.
На шестнадцатом году, в дни сенокоса, кто-то из сельчан увидел в одно прекрасное утро: Кавдын на арбе, в арбе — коса и вилы.
— Куда двинулся этот меченый? — улыбались все. — В мельнице сидеть не по сердцу! На полевую работу переходит вроде…
Поднимается солнце. Лучи его плетут свою паутину от холма к холму, от дерева к дереву. Слышна где-то песня… Как не петь, как не радоваться! Но вдруг раздается крик:
— Эй, Батраз, сын Годаха! Иди сюда! Должны мы друг другу! Иди, сосчитаемся!
В стороне от дороги, в тени дерева, стоит запряженная арба. Лошадь, вытягивая шею, пощипывает росистую траву. В арбе лежат коса и вилы. Рядом с арбой, на холмике, — сорокалетний мужчина — войлочная шляпа приподнята над левой, безухой, стороной лица; на поясе кинжал, на правом плече винтовка, во рту трубка — и по временам пускает густые клубы дыма. Кричал этот человек.
