Дойна о Мариоре | страница 29



По коридору кто-то прошел. По шагам Мариора узнала — Михай. Возвращается. «Сюда!» — испугалась она, через кухню выбежала в сад и прилегла под яблоней. Михай вышел из дома не скоро, сел в пролетку рядом с Тудореску, и они уехали.

Мариора вернулась на кухню.

— Где тебя черти носят? Давно жду, — встретила Панагица девушку. — Михай-то сейчас ругался-а! — сказала она. — И не думала, что боярин так может. Бумагу искал. Во всех комнатах. Говорит, была — и обронил… А я говорю: обронили бы, так валялась бы. Куда ей деться? Не нашел… Ты давно в комнатах убрала? Видно, нужная очень бумага.

— Да-а? — протянула Мариора.

— Да. Еще ругается. Хозяин нашелся! Хватит с нас господина Петру.

— А куда господин Петру уехал? — спросила Мариора, чтобы переменить разговор.

— В город. На несколько дней. Вот хорошо-то! — В голосе Панагицы была искренняя радость. Но она сейчас же спохватилась: — Да чего ты стоишь? Принеси воды. Видишь, нету.

Мариора взяла ведро, вышла и остановилась за дверью. Бумажка… Ну да, та самая. Она быстро вернулась, незаметно для Панагицы взяла из мусорной корзины листок, у колодца развернула и принялась рассматривать его. Крупные и кривые буквы синими чернилами. Эх, отчего она не умеет читать!

— Мариора! — послышалось из кухни.

— Сейчас! — откликнулась она, сунула листок в карман фартука, набрала воды и побежала в кухню.

Нагнувшись, Панагица шарила в ларе с мамалыгой.

— Или прилипла там к чему? — проворчала она. — Вон сковороды стоят, чистить нужно. Возьмись-ка.

Мариора нащупала бумажку в кармане.

— Вы читать умеете, тетя Панагица? — спросила Мариора, принимаясь за сковороды.

— Нет. Что это тебе в голову пришло?

— Так.

Мариора хотела было отдать бумажку Панагице, — может, прочтет? — но теперь решила промолчать. Подумала: «Покажу кому-нибудь еще. Может, и не такая важная, может, даже и не та, что Михай искал, а Панагица все дни грызть будет. Скажет: чего смотрела, пока Михай был? Разве можно так к боярским вещам относиться? А разве узнаешь, что она нужная?»


Мариора ночевала в конюшне еще несколько дней, но никто больше здесь не собирался. Ефим шутил с ней:

— Так за кого замуж пойдешь, внучка? — И печально добавлял: — Эх, кабы моих сынов в четырнадцатом году не убили… То-то молодцы были!

— Твои сыны ей в отцы годились бы, — сказал ему однажды вечно угрюмый Филат.

— Были бы сыновья — внуки были бы… Ей и впору, — нашелся Ефим.

Тома теперь спал совсем мало. Ночью сидел, курил, сплевывая далеко в сторону, или рассказывал Мариоре сказки, почти всегда новые, и тогда даже Ефим завороженно смотрел на него.