Он бывал у Нахума Соколова – общественного деятеля и редактора ежедневной газеты «Ха-цефира», выходившей на иврите. Встречал там доктора Людвика Заменгофа, создателя международного языка эсперанто. Доктора Самуэля Гольдфлама – известного невролога и психиатра. Доктора Зигмунта Быховского – тоже невролога, деверя моей бабки. Ходил в гости к Давидам: Яну Владиславу и его жене Ядвиге, урожденной Щавинской. Их квартира, сначала на улице Злотой, потом на Смольной, была в то же время и редакцией газеты, организационным центром Летучего университета, которым руководила пани Ядвига, по будням – лекционной аудиторией, в воскресенье – салоном. Там всегда собирались толпы людей самых разнообразных политических взглядов, равно как и аполитичных деятелей искусства. Там играл на фортепиано, приезжая в Варшаву, знаменитый пианист Генрик Мельцер – деверь пани Ядвиги, дядя будущей писательницы Ванды Мельцер. Станислав Пшибышевский вещал о «нагой душе», будущие коммунисты Адольф Варский и Юлиан Мархевский ссорились с писателем и публицистом Станиславом Бжозовским из-за общественных дел. Зося Налковская – дочь Вацлава, начинающий литератор, «крупная и рослая барышня» «с большими холодными кристальными глазами», – заходила туда сначала с женихом, потом мужем Леоном Ригером, поэтом и публицистом.
Спустя много лет она писала:
Я не знаю, можно ли те приемы назвать литературным салоном или же редакционными собраниями. Среди гостей было много сотрудников «Глоса». Однако приходили также и разные лица из буржуазных кругов, которые тогда понемногу на время революционизировались. В любом случае, тот салон – первый, с которым мне довелось столкнуться, – не был похож ни на один из последующих. В нем царила светлая, ясно различимая идеологическая атмосфера – то, что тогда называлось, и было, независимым мышлением{97}.
В тот беспокойный год, на стыке весны и лета, Генрик Гольдшмит впервые в жизни столкнулся с делом своей жизни. По рекомендации доктора Юлиана Крамштика он с группой еврейских детей из бедных семей поехал в деревню – в Михалувку, на каникулы, организованные Варшавским обществом летних лагерей. Две смены, в мае и в июне, что он провел с детьми в качестве воспитателя, открыли ему глаза на мир, которого он до той поры не знал; с них началось превращение врача в педагога.
Варшавское общество летних лагерей было одной из тех необычных общественных организаций, которые в несуществующем государстве по собственному почину брали под опеку тех, кто нуждался в помощи. Оно было зарегистрировано в 1897 году благодаря инициативе и многолетним стараниям Станислава Маркевича, известного варшавского врача-гигиениста. Ему удалось воодушевить врачей, общественных деятелей, уважаемых всеми людей – таких, как Болеслав Прус, – своей идеей отправлять в деревню самых бедных польских и еврейских детей Варшавы. Тогда все делалось быстро: еще до того, как Общество получило официальный статус, оно уже успело собрать фонд, утвердило принципы работы, и первые дети начали выезжать на свежий воздух в усадьбы, которые «великодушно подарили наши землевладельцы»
