Я разделил страницу на три части. Посредине нарисовал перемену. Как мальчики гоняются друг за другом, а один что-то натворил, потому что учитель дерет его за ухо, а он вырывается и плачет. А тот его за ухо держит и каким-то шпицрутеном лупит по спине. Мальчишка поднял ногу и будто бы повис в воздухе. А другие смотрят; головы опустили, ничего не говорят, потому что боятся.
Это посредине.
Справа нарисовал урок: как учитель бьет ученика линейкой по рукам. Смеется один только подлиза с первой парты, а другим жалко.
А слева уже секут настоящими розгами. – Мальчик лежит на скамье, сторож держит его за ноги. А учитель каллиграфии с бородой занес над учеником руку с розгой. – Такая мрачная картина, словно в тюрьме. Такой темный фон я нарисовал.
Сверху надписал: «Триптих – старая школа».
Когда мне было восемь лет, я ходил в эту школу. Это была моя первая начальная школа – называлась «приготовительная».
Помню, одного мальчика высекли. Учитель каллиграфии высек. Не знаю только, учителя ли звали Кох, а ученика Новацкий или ученика Кох, а учителя Новацкий.
Я тогда страшно испугался. Мне казалось, когда его закончат сечь, то могут взяться за меня. И ужасно застыдился, потому что его били раздетым. Все одежки расстегнули. И на глазах у всего класса, вместо каллиграфии.
Мне потом было противно видеть того мальчика и учителя. А впоследствии, как только кто-то сердился или кричал, я сразу думал, что сейчас будут бить.
<…> Я был тогда совсем маленький и ходил в ту школу недолго. Но вижу все это так ясно, словно это было вчера»{45}.
Из-за этой травмы он стал непримиримым противником «черной педагогики». Физическая неприкосновенность ребенка – основа писательской и воспитательной деятельности Корчака. Трудно понять, почему столь страстный критик авторитарного воспитания не получил известности в Польше и во всем мире, как это впоследствии произошло с Бруно Беттельгеймом или Элис Миллер. Быть может, только ужасы Катастрофы дали людям понять, что физическое насилие над детьми действительно способствует послушанию, но приводит к тому, что воспитанные таким образом взрослые жестоки с теми, кто слабее их, и слепо повинуются тем, кто сильнее.
Он сформулировал эти тезисы намного раньше: «Реформировать мир – значит реформировать воспитание»{46}.
В школе было очень плохо, но дом все еще охранял его от мира. Мама иногда ворчала, иногда ласкала, бабушка гладила по голове, к сестре приходили подружки, в доме становилось весело. Отец вносил элемент фантазии в упорядоченный мещанский быт. Он, несомненно, был главным героем детства Генрика. Светский человек, бонвиван, состоятельный, элегантный, образованный; он любил светские забавы, хорошие рестораны, красивых женщин. Возможно, это от него Корчак унаследовал своенравие, гротескное видение мира и сюрреалистичное чувство юмора.
