В 1909-м Генрику был тридцать один год, он стоял на распутье. Он уже достиг литературных успехов: все, что он до этого публиковал, принимали очень хорошо. Читатели были в восторге. Рецензенты писали: «Вот это талант!» Но автор не относился к похвалам слишком серьезно. В литературной среде это, должно быть, вызывало удивление. Разве для писателя-дебютанта хорошие рецензии – не самое важное в жизни?
Тем временем доктор Гольдшмит, вместо того чтобы приняться за написание новых произведений, занимался другими делами. Конечно, он писал. Но – в профессиональные издания. Писал о роли домашних весов в уходе за младенцами. О том, что из-за недостатка материальных средств закрылись больничные отделения. О значении свежего воздуха и подвижности в развитии детей. Читал лекции – о диете новорожденных, о детях-инвалидах, о том, как за границей заботятся о брошенных детях. Его публичные выступления, очевидно, пользовались успехом, раз варшавский оберполицмейстер в своем рапорте для департамента полиции докладывал: «Для пополнения своих фондов Левое крыло Польской социалистической партии намеревалось провести в Варшаве ряд лекций литераторов Генрика Гольдшмита и Людвика Кшивицкого, но по получении сведений о цели доходов от лекций таковые были запрещены»{135}. Быть может, именно из-за этого доноса Корчак был арестован и некоторое время провел в тюрьме на улице Спокойной, в одной камере со своим наставником Людвиком Кшивицким.
Он все время колебался между медициной и педагогикой. Общественный деятель, учитель, бунтарь все чаще побеждал писателя и врача. Дело в том, что врач давно уже с отчаянием ощущал, что он бессилен изменить судьбу своих бедных пациентов. Он мог здесь и сейчас спасать здоровье, иногда – жизнь. Мог задержать того или иного на пару дней в больнице, чтобы ребенок набрался сил в хороших условиях. Но что дальше? Снова бездомность, улица, голод, в лучшем случае сырой, переполненный людьми подвал и ежедневный непосильный труд.
Мечта о создании хорошего гнезда для детей сопутствовала ему с самых ранних лет. Наверное, он был глубоко тронут, найдя в лице Стефании Вильчинской единомышленника. Встреча с родственной душой, наделенной такой же чуткостью, теми же духовными потребностями, так же видящей мир, – это большое событие. Между двумя людьми рождается понимание, которое определяет их выбор жизненного пути. Иногда такое понимание перерастает в любовь. Иногда нет.
Она его полюбила. Это не секрет. Об этом с большей или меньшей осторожностью писали те, кто знал их. Она была совсем молодой, на восемь лет моложе его. Естественно, что, помимо своих общественных увлечений, она жаждала чувства, хотя наверняка скрывала эту жажду от света и от самой себя. А он? Он был идеальным объектом для подобных чувств. Но Генрик всегда вел себя крайне сдержанно с женщинами, а с теми, кто пытался привлечь его внимание, бывал резок, словно хотел настроить их против себя.
