. С известными оговорками к ним можно причислить предложения Л. И. Вольцогена
[65], К. Фуля
[66], Л. Л. Беннигсена
[67]. Исследователями упоминались проекты Е. Ф. Канкрина
[68], А. Вюртембергского
[69], Я. П. Гавердовского
[70], Ш.-Ф. Дюмурье
[71], М. Л. Магницкого, фон Лилиенштерна
[72], Фонтона де Верайона
[73], К. Ф. Кнезебека и Г.-Ф.-К. Штейна
[74]. До настоящего времени практически неизвестными остаются планы генералов И. Б. Барклая де Толли
[75], Г. М. Армфельдта, Ф. Ф. Довре
[76], Ф. П. Уварова
[77], Ф. В. Дризена
[78], подполковника барона И. Б. А. Кроссара
[79], графа Фолькленда
[80], русских офицеров А. И. Полева
[81], Жанбара
[82], В. И. Крона
[83], И. И. Дибича
[84] и ряда неизвестных авторов
[85]. Можно предположить, что список составителей планов не ограничивается указанными лицами. Их, вероятно, было больше. Анализ же содержания этих проектов, как свидетельство борьбы среди русского генералитета по вопросу о выборе пути и средств к достижению победы, может стать предметом самостоятельного исследования. В то же время большинство предложений служило лишь фоном и не оказало прямого влияния на выработку планов, так как по многим причинам они не могли отвечать требованиям реальной обстановки накануне войны. Подавляющая часть указанных авторов не знала многих важнейших деталей, необходимых для процесса серьезного планирования, так как не была ознакомлена с информацией о состоянии русских сил на границах и не имела доступа к разведывательной документации об армии Наполеона.
Чуйкевич же по занимаемой должности, как никто другой, великолепно знал все разведданные о военно-экономическом потенциале наполеоновской империи, занимался перед войной передислокацией русских воинских частей, был знаком и с большинством указанных нами проектов, которые, как правило, попадали в Особенную канцелярию и хранились в ее архиве. А самое главное, он был близок к военному министру, в чьи обязанности входила окончательная разработка военных планов. Вероятнее всего, молодой офицер неоднократно докладывал свои доводы М. Б. Барклаю де Толли. Но чтобы мнение разведки было учтено на завершающем этапе планирования, глава военного ведомства потребовал представить официальное письменное заключение, каковым и явилась рукопись Чуйкевича.
По своему характеру его записка была интересным эссе по прогнозированию войны, но вряд ли воспринималась современниками как план военных действий, хотя бы потому, что автор не являлся признанным авторитетом и не мог претендовать на это в силу своей молодости и небольшого чина. Ценность записки, на наш взгляд, состояла в убедительной аргументации необходимости отступления до момента равенства сил и ведения активной партизанской войны. Вероятно, любой грамотный штабной офицер, имея несколько лет доступ к секретной информации, пришел бы к аналогичным выводам, сделанными Чуйкевичем, так как сведения разведки не оставляли сомнений, что противнику удалось создать численное превосходство на всей протяженности границ с Россией. Да и сами его рассуждения во многом базировались на рекомендациях, высказанных в донесениях из-за границы наиболее компетентными русскими разведчиками: полковниками Ф. В. Тейлем фон Сераскеркеном и А. И. Чернышевым
