Книтландия. Огромный мир глазами вязальщицы | страница 55



Вечером мы отправились в другой шикарный ресторан на Четвертой улице. Мы пили вино «Мальбек», от которого зубы Мэрилин приобрели чернильно-голубой оттенок. Мой «лосось на доске» состоял из куска лосося на кедровой планке, точно такой же, как те, что мы использовали для отделки сарая во дворе. Я так нервничала, что сидела, подложив под себя руки, а когда отлепила их от сиденья из искусственной кожи, раздался громкий пук, и мне оставалось надеяться, что Мэрилин этого не слышала.

Во время нашего разговора до меня наконец дошло, что Мэрилин упорно продвигает Лавленд как отличное место для жизни. Продвигает так, будто любое будущее мое и Interweave будет зависеть лишь от моего непосредственного присутствия. Я только-только уехала из Сан-Франциско, очень решительно, намереваясь обрести более спокойную, более творческую жизнь в штате Мэн. Упорным трудом мне удалось создать себе репутацию в вязальной отрасли и найти работу, приносящую удовлетворение, независимую и самодостаточную. И пока я таращилась на кедровые планки, появилась простая, душераздирающая мысль – пусть этот поезд дальше едет без меня.

В ту ночь рыба легла тяжким грузом в моем животе. В предрассветный час я внезапно вскочила в испуге.

Мне послышался мужской крик. Это снаружи? Больше я ничего не слышала – ни звука убегающих шагов, ни воплей, ни сирен, ничего. С колотящимся сердцем я включила люминесцентную лампу и вздрогнула, увидев десятки мотыльков, порхающих под потолком. Я слышала, как тикают часы в соседней комнате, как медленно и монотонно падают капли воды из душа в ванной комнате.

На следующее утро Мэрилин заехала за мной, чтобы позавтракать вместе перед моим отъездом. Она сделала крюк, чтобы показать мне озеро Лавленд. К этому времени она уже знала, что я люблю ходить под парусом. «Смотри! – она указала на игрушечные парусники, плескающиеся на мелководье. – Здесь тоже можно плавать».

Но я думаю, мы обе понимали, что это не сработает. Как незнакомцы на первом свидании, мы достигли того критического момента, когда один человек рассказывает о своей любви к сыру, а другой – о неизлечимой непереносимости лактозы.

Мы попрощались, и я отправилась домой. Как бы мне ни было грустно, что не будет ни пресс-релиза, ни громкого заявления, я знала, что приняла правильное решение. И у меня все еще была договоренность о книге. О книге в мягкой обложке про свитера, которые люди вяжут для своих парней и подруг. И плюшевых мишек. Это уже хоть что-то, верно?