По пути мне попалось старое шотландское слово, обозначающее уныние: dreich. Человек, который научил меня ему, продавал великолепные кашемировые шарфы, сделанные в Шотландии, он прочитал мне стихотворение Роберта Бернса. «Dreich, – пояснил он, – значит… небытие». Он указал на улицу и сказал: «Вот что это значит», имея в виду серое моросящее небо, которое ни разу не приоткрыло солнца во время моего пребывания здесь. Dreich. Совершенное слово – как по звучанию, так и по смыслу.
Наконец я вернулась на свою улицу за последней тарелкой супа фо, на этот раз в компании Изольды. Мы воображали, как она будет покупать дома по всему миру, а я перееду в Великобританию. Она предупредила, что зимы здесь едва ли лучше, чем в Мэне. «Люди не понимают, как далеко на севере мы живем», – сказала она. «В восемь утра еще темно, а к трем пополудни уже темно. Если вы когда-нибудь задумывались, почему я так много успеваю сделать в январе, то это потому… что мне больше нечего делать».
В ту ночь я лежала в постели, пытаясь заснуть, мозг работал на полную мощность, обрабатывая все виденное в этом слишком коротком путешествии. Я почти физически ощущала, как этот опыт накладывается на мое прошлое. Пришлось открыть глаза, чтобы вспомнить, что я еще здесь, что Эдинбург вокруг меня. Я еще не уехала, но мой разум уже готовил меня к странной реальности скорого возвращения в Портленд, штат Мэн. Будет ли все это похоже на сон?
Я снова подумала о Поле Теру и его огромной нелюбви к путешествиям по воздуху – бесчувственному способу, что загоняет нас в металлическую трубу, летящую со скоростью сотни километров в час, чтобы оказаться в чуждой реальности.
Он предпочитает медленный поезд, старомодный способ. Он же написал: «Никогда невозможно вернуться назад до конца». Но у кого сейчас есть на это время? Может быть, это одна из причин, по которой я так люблю вязать, потому что это позволяет наслаждаться впечатлением от поездки, наблюдая, как пейзаж меняется от манжеты к рукаву.
Ранним утром меня разбудило великолепное, радостное пение птицы, всего одна птица, но с самой длинной и самой музыкальной трелью. И ворчать по этому поводу было невозможно. Скоро я буду катить свой набитый пряжей чемодан по улице вниз к Хеймаркету, проходя под желтыми лучами уличных фонарей, стараясь впитать в себя каждое последнее мгновение «сейчас», прежде чем оно станет «тогда». Трамвай, везший меня в аэропорт, проехал мимо пригородного поезда, и я почувствовала, как сердце сжимается от желания быть в том поезде. Я была готова идти, но не уходить.
