И они разошлись — каждый в свою сторону.
… В этот день до глубокой ночи провалялся на постели Игорь, мучаясь, изнывая от поразившей его мысли, что в гробу все-таки был не его сын. В цинковом малюсеньком окне нельзя было узнать Сергея.
— Может быть, он в земле у моджахедов? Мертвым я его не видел? Неужели все безнадежно? — терзался в сомнениях Игорь. Он тихонько поднялся с постели, неторопливо оделся и позвонил отцу: «Батя, будь готов к выезду на кладбище. Матери ничего не говори. Я подъеду где-то через час».
В гараже он завел «ладу», прогрел мотор, погрузил в багажник сварочный аппарат, взял лопаты, паяльник и веревки.
Гнетущая скорбь гнала его, да что там гнала, толкала на необдуманные действия. Игорь уже не мог совладать с собой, тяжелая задумка накатывалась на него черной волной.
У белокаменного дома ждал отец:
— Что за ночная выходка, Игорь?
— Садись в машину. По пути я тебе кое-что расскажу…
Когда подъезжали к месту захоронения Сергея, сын неожиданно заявил:
— Живой он… Надо проверить, раскопать могилу, распаять гроб… Ты мне поможешь… Я детали продумал…
— Ты что, рехнулся! — взорвался Иван Михайлович. — Фу, полоумный!
— Не гуди, не фыркай! Мертвых не пугай!..
Игорь остановил машину, посветил карманным фонариком:
— Здесь Серега, приехали… Посиди у него, а я днем договорился подключить автоген к мастерской, где готовят памятники. Гробовщики согласились за солидную мзду закрыть рот. Им наплевать, что мы будем делать.
Чертыхнувшись, он куда-то в темень потянул провод. У Ивана Михайловича мороз по коже поскреб.
Неярко мигали звезды, по небу скользила бледная луна, вдали брехали собаки.
У могилы Игорь долго стоял, словно вспоминая, что же он намеревался сделать. Или поправить выпавшие из стеклянного баллона цветы, или вырыть ямки для того, чтобы посадить, как наметили в семейном кругу, три березки и иву, или…
Присев на холодное мокрое стальное надгробье, он виновато взмолился:
— Прости, сынок, я хочу знать, что это ты. Не суди суровым судом. Никто не доказал мне, что в гробу запаян ты…
В свете лунных брызг казалось, что морщины на лбу Игоря потемнели. Они легко сдвинули обелиск, еще не зацементированный, и быстрыми движениями стали копать рыхлую землю.
Было нестерпимо жарко. Игорь снял рубашку, бросил ее на земляную насыпь.
Скоро их лопаты звякнули, жалобно пискнули об железо гроба. Заработал автоген, вырезая пластину на крышке. Никто никогда не поверит, как им хотелось, чтобы здесь был не он, Сергей. Лицо покойника в форме рядового было страшно изуродовано. Узнать Сергея оказалось невозможно. Игорь расстегнул правый рукав гимнастерки, чуть приподняв его, и глухие рыдания здорового, крепкого мужчины разорвали тихую ночь, хранившую никому не раскрытую и, пожалуй, на ум не пришедшую поразительную тайну человеческого безрассудства. Впрочем, разве не ринулся бы каждый из нас убедиться в том, в чем мучило его угрызение совести. Только он единственный да мать ведали о родимом пятнышке на теле Сергея. Только Игорь мог знать крупную коричневую родинку на правой руке сына. В детстве он всегда пытался ее смыть, озорно посмеиваясь:
