– Вздор! – Вулф никогда не сердился на Сола. – Подробности расскажете позже, если там есть хоть что-то полезное. Поезд прибывает в Нью-Йорк вовремя? Вы сможете приехать ко мне в шесть вчера?
– Да.
– Отлично. Тогда так и сделаем.
Вулф продолжил допрос Трауба. Как я уже упоминал, кульминацией этой тяжелой двухчасовой работы стало признание Трауба, что он часто делает ставки на бегах.
Когда Трауб ушел, мы с Вулфом прошли в столовую на ланч, который я уже успел описать раньше: кукурузные фриттеры с осенним медом, сосиски и миска салата. Настроение Вулфа еще больше омрачал тот факт, что Саварезе должен был прибыть в два часа дня, поскольку Вулфу хотелось, чтобы продолжительность трапезы зависела исключительно от его желания и качества еды, а не от такого внешнего фактора, как звук дверного звонка.
Но звонок прозвенел ровно в назначенное время.
Вы наверняка слышали об исключениях, которые подтверждают правило. Профессор Ф. О. Саварезе был именно таким исключением.
Принято считать, что итальянцы, как правило, темноволосые и если не совсем низкорослые, то, по крайней мере, отнюдь не дылды; что профессора – это сухари и педанты, с проблемами зрения; что математики на самом деле живут в стратосфере, а здесь просто навещают родственников. Что ж, Саварезе, итало-американский профессор математики, однако, был крупным, жизнерадостным блондином, на два дюйма выше меня, и он ворвался к нам, точно утренний ветер в марте.
Первые двадцать минут он рассказывал нам с Вулфом, как увлекательно и полезно было бы разработать набор математических формул, которые можно было бы использовать в детективном бизнесе. Его любимым направлением в математике, сообщил он, было объективное численное измерение вероятностей.
Очень хорошо. Что есть детективная работа любого рода, если не объективное измерение вероятностей? Собственно, все, что предложил Саварезе, было добавление слова «численное», причем в качестве не замены, а усиления.
– Я сейчас покажу вам, что имею в виду, – предложил он. – Можно бумагу и карандаш?
Он метнулся ко мне, не дав даже выпрямить ноги, взял протянутые блокнот и карандаш и моментально вернулся в красное кожаное кресло. С полминуты карандаш стремительно скользил по блокноту, после чего Саварезе оторвал верхний листок и подтолкнул по столешнице в сторону Вулфа, затем начеркал что-то на новом листке, оторвал его и подскочил ко мне.
– Каждый из вас должен иметь по экземпляру, чтобы следить за ходом моей мысли, – заявил он.
