— Помрет… — сказал Шурка.
— Помрет, — согласился Сеня.
У Дымова была жена, и у Лехи была жена. У Дымова далеко, а у Лехи близко: в соседней деревне. Свадьбу сыграли в марте, и видел Лешка жену с тех пор — два раза. У Сени жены не было, но домой ему тоже хотелось.
— Заболею, — додумал наконец Иван.
— Для твоей болезни в энциклопедии места не хватило.
Дымов почесал большую твердую голову.
— Хошь не хошь. Грести надо. Да помогут нам наши привидения.
И за ним поднялись остальные.
Не имели они права проиграть.
Шлюпку подняли на талях до упора. С сомнением осмотрели днище. Последнюю капитальную обработку шлюпки проходили два года назад, в доке.
…Плотным слоем шла жара.
Громыхал, дымил завод. Причалы и доки были густо забиты эсминцами, лодками, тральщиками; тысячи людей от подъема до спуска флага скребли и оттачивали железо; гулко стреляли цеха, выла пневматика, жег взгляд расплавленный сурик, — и посреди этого грома, перенесенные стотонным доковым краном, легли на белый камень три крохотных деревянных существа. Приземистый мичман выстроил десяток полуголых парней и поставил задачу.
Потом они долго вспоминали ту пору как одну из самых счастливых — пору покоя и упоения работой.
Шлюпки выдраили и выскоблили изнутри, убрали подпорки и положили суденышки килем вверх — на чистый старенький брезент. Ножами и скребками ободрали доски догола, выбили вон шпаклевку и дали просохнуть.
Над мачтами и кранами ползло язвительное солнце. Голые спины подсохли подобно дереву, потемнели и заблестели. Боцман сказал «можно», и Карл намешал ведро лучшей в мире шпаклевки. Швы проконопатили намертво, прогрунтовали и тщательно прошлись по темно-красным ребрам кирпичом — до блеска.
Днища и спины выглядели одинаково.
Из цеха примчались на электрокаре новые оковки для киля.
И только потом на блестящие красные доски легла первая — сплошной блик — полоса шаровой краски…
Сейчас, под холодным серым небом, док казался выдуманным раем.
— Только не слишком усердствовать, — предупредил Кроха. — Обдерете по запарке все днище…
Понимающе хмыкнули. Нужно с умом и терпеливо отметить все места, которые могут тормозить ход, загрунтовать их, вылизать и покрасить.
— Команде в баню! Обмундирование чистить и починять!
Дунула с неба водяная пыль. Погода, как писали старые романисты, благоприятствовала любви. Шлюпка, укрытая сверху чехлом, раскачивалась на талях, ловчила дать килем по макушке. Работали споро и зло. В нарушение правил пустили по кругу сырую сигарету, глотнули дымка без отрыва от дела. Под правым бортом густо бил по воде пар. Душ, наверное, был уже раскален, и в нем, ударяясь твердыми плечами, несуетливо и быстро, с гомоном, смехом мылась, стиралась матросская братия… Кроха глянул на часы, пристегнутые на время работы к воротнику, толкнул Шурку: «Мыться беги. Через полчаса наряд инструктировать». Шурка совсем забыл, что заступает дежурным по кораблю. Незадача… По кораблю заступать приходилось часто, а теперь, с получением двух нарядов, крутиться надо было через сутки. Сутки править жизнью корабля — после этого уже ни двигаться, ни разговаривать не хочется. А завтра гонки. Всей корабельной вахтой заведовал боцман, и, плюнув, Шурка бросил шпатель и нож, скатился в старшинский коридор, стукнул в дверь старшинской каюты: «Прошу разрешения!..»
