У парня же было заостренное лицо, орлиный нос, немощный рыжеватый пушок над строгими губами. Сам он был рослый, а руки сильные, в затвердевших мозолях.
Юношу звали Того, девушку Гэрэл. Того прошедшей весной демобилизовался и теперь работал шофером на одной из строек города. Гэрэл только что окончила десятилетку и собиралась поступать на филологический факультет университета.
Того положил на ее плечи руки и спросил:
— Не озябла?
— Нет-нет! Расскажи что-нибудь, — мягко попросила она в ответ.
— А что же мне рассказывать? Расскажи лучше ты сама.
Гэрэл какое-то мгновение молчала, потом игриво прижалась к его груди и сказала:
— Мне хорошо с тобой. Дома я совсем не такая. Все время чем-то недовольна, так и хочется на ком-нибудь зло сорвать. А как выйду на улицу, сразу становится легко и хорошо.
Ей очень хотелось, чтобы Того тут же ответил, но он от неожиданности не нашелся, что сказать.
— Пойдем-ка завтра на пляж… Не возражаешь? — наконец-то вымолвил он.
Гэрэл, не скрывая радости, согласилась:
— Конечно, конечно! А вечером отправимся на танцы.
Того докурил сигарету и сказал:
— Уже поздно…
Но Гэрэл пропустила его слова мимо ушей и стала взахлеб рассказывать о том, как она провела прошедшее воскресенье:
— Прихожу после танцев домой, а родители уже дома. Правда, было довольно поздно. Я так испугалась, что у меня чуть сердце не выскочило. Смотрю на мать — она вроде бы ничего… Отец уже лег спать. Деньги, которые они мне дали на мясо, истратила на танцы и конфеты. Вот и стою молчу. Потом осторожно подошла к своей кровати и стала просто так листать книжку. Тут отец просыпается. Я так и замерла. И что, ты думаешь, сказал мне отец? Вот послушай: «А-а, доченька вернулась? А не боишься так поздно одна ходить?» Посмотрела я на мать, а она в окно выглядывает. Ну, думаю, увидела тебя, точно! И так мне стало почему-то стыдно… А мать еще говорит: «Наверное, не одна была». Тут отец улыбнулся и сказал: «Ты у меня теперь совсем взрослая… Скоро станешь студенткой университета, так что чего мы будем тебе запрещать гулять… Только будь осторожной, ты теперь не ребенок!» Оказывается, в тот день мать с отцом и сестренкой ходили в гости к полковнику Гончику. Отец там, видно, крепко выпил, пришел навеселе. А он, как выпьет, сразу таким хорошим и добрым становится… И разговорчивым. Вот он говорит, говорит, а я слушаю: «Дочь моя теперь уже не ребенок! Она теперь у меня самостоятельная. Но осторожной быть надо!.. И единственного друга жизни найти тоже надо. Разве не так?» И смотрит в мою сторону. Раньше он никогда мне такое не говорил. Что, думаю, с ним произошло? Непонятно. Я, вообще-то, обрадовалась в душе, но все равно очень стыдно было. И я, отвернувшись, едва выговорила: «О чем это ты, папа?» Мама тоже разозлилась на него и говорит: «Что ты мелешь?! Зачем ребенка стыдишь? Стоит тебе выпить, так сразу точно шлея под хвост попадает — несешь всякие глупости». Отец на это огрызнулся: «Я дочке всю правду сказал». Действительно он говорил от души и правду. Так ведь? — обратилась она к нему и посмотрела в лицо.
