На Ярмарочной площади Цокзола интересовало многое. В павильоне «Сельское хозяйство» он застрял надолго. Сначала никак не мог отойти от барана длинношерстной породы из Жаргалантуйского госхоза, но, когда подошел к лошадям, не удержался, чтобы не осмотреть по нескольку раз всех; а у одного жеребца улучшенной породы — с конного завода — вертелся, наверное, больше часа.
Здесь-то Цокзол и встретил одного старого знакомого, с которым довелось ему познакомиться несколько лет назад, когда он еще работал в артели караванщиков. Оказалось, что он уже стал даргой[38] сельскохозяйственного объединения у себя в Баян-Хонгорском аймаке, а на надом прибыл по специальному приглашению правительства.
Встреча у них получилась короткой, но все же они успели о многом поговорить. Тот рассказал о делах своего объединения и о том, что собирается воспользоваться приездом в столицу и попросить машины и другую технику для объединения. Он, как заметил Цокзол, немало знал о ходе коллективизации аратских хозяйств в стране.
Цокзолу особенно нечем было похвастаться, и, когда тот спросил у него об их объединении, он, ничего не скрывая, выпалил:
— У нас-то пока одно лишь название…
— Жаль! Очень жаль! — заключил тот и, больше ничего не сказав, попрощался с ним.
В дни надома многие говорили о коллективизации. Съехавшись из разных уголков страны, люди с любопытством расспрашивали друг друга о том, как у них обстоят дела с объединениями.
Однажды сосед по палатке рассказал Цокзолу с Жамьяном о человеке, который продал на базаре свой недоуздок и седло, украшенные серебром, а вырученные за них пятнадцать тысяч тугриков пожертвовал сомону для строительства клуба. Слушая его, Жамьян подумал про себя: «Ах! Столько денег угробить зазря!», но сказал совсем другое:
— А наш Цокзол вообще может своему сомону машину подарить…
Наступил третий день надома. Уже с утра все потянулись к месту, где должны были состязаться борцы. И как только среди зрителей появились руководители партии и правительства, по радио начали передавать прямой репортаж о схватках борцов.
Зычное пение старшего распорядителя заглушило шум, и теперь в неожиданно наступившей тишине был слышен только его уверенный и властный голос. Видать, не один год открывал он здесь соревнования борцов, воспевая их мужество и мастерство.
Среди борцов было много «исполинов», «львов» и «слонов»[39]: одни из них быстро выбыли из борьбы, другие же, порою легко, а иногда и с трудом одолевая своих противников, продвигались тур за туром к заветной цели.
