. Отсюда его почти киническое стремление отбросить спекуляцию и опираться исключительно на здравый смысл. В этом заключалась для него философская свобода,
libertas philosophandi[253]. Как писал Дюпон-Бертри, «Гассенди обладал разумом достаточно изобретательным, достаточно отчетливым, достаточно обширным, чтобы создать новую систему философии… Однако он придерживался убеждения, что все, что можно было сказать, уже сказано. Он находил у древних философов то, что новые выдавали за что-то неизвестное древности»
[254]. Но при этом он прекрасно сознавал, сколь опасно оказаться в зависимости от древних авторов, попасть в темницу аристотелизма, ему пришлось предпринять настоящее восстание против исполинской фигуры философа, подмявшего под себя философию. Действуй он в одиночку, его усилия едва ли могли бы увенчаться успехом. Но у него нашлись могучие союзники – те самые, кого он освобождал от уз аристотелианской схоластики.
Гассенди родился в тот год, когда умер Монтень. Ему пришлось штудировать, а затем преподавать аристотелианскую доктрину; потом он покинул университет Экса из-за того, что его захватили иезуиты; а перебравшись в Париж, он подружился с М. Мерсенном и стал встречаться с такими светилами своего времени, как Гоббс, Гроций и (возможно) Паскаль. Гоббс, с которым они подружились, когда тот приехал в Париж, чтобы не видеть ужасов революции у себя на родине, называл Гассенди в числе людей, двинувших вперед астрономию[255]. Действительно, Гассенди занимался астрономией и математикой, писал против астрологии. Он переписывался с Галилео и Томазо Кампанеллой. Но, если занятия математикой и астрономией были довольно обычны для той эпохи, то едва ли можно сказать то же самое об анатомии, которой занимался Гассенди, и о препарировании трупов. Гассенди писал на латыни, как было принято в то время. Латынь была языком не только ученых, но и всех образованных людей, многие из которых держали дома сочинения на классических языках[256]. Однако Гассенди владел еще греческим, арабским и еврейским.
В первый период своего творчества он тяготел к античному скептицизму и опирался на него в своей критике Аристотеля[257]. Впоследствии его внимание обратилось на Эпикура, которого он хотел бы поставить на место Стагирита, предложив своей эпохе более ясную, стройную и полную философскую систему. Гассенди занимался эпикуровым атомизмом, потому что тот интересовал его и с точки зрения истории философии, и как практикующего физика и астронома. Ведь в своей собственной физике он старался руководствоваться принципами Эпикура. Пирронизм не мог стать для него подспорьем на этом пути, однако отталкивание от античного скептицизма оказалось для Гассенди весьма полезным
