. Для XVII в. это не столь несовместимые вещи, какими они могут казаться нам сегодня.
Французский исследователь жизни и творчества Паскаля Ж. Шевалье[249] считал, что для Франции этот человек – то же, что Платон для Греции, Данте для Италии, а Шекспир для Англии. А П. Шоню говорил, что Паскаль резюмировал весь ужас классической эпохи с ее ясным ощущением бесконечности пространства и времени. При этом Паскаль вовсе не был чистым теоретиком. Вместе с герцогом де Роаннец он стал основателем весьма прибыльного проекта городского транспорта – «карет по пять су». Свой век Паскаль не считал чем-то исключительным. Напротив, он подчеркивал вечный недостаток настоящего времени, преследующий человека из-за излишнего внимания к прошедшему и будущему.
Возможно, это была всего лишь лесть, но мы склонны полагать, что Паскаль вполне искренне высказал свое мнение в письме к блистательной королеве Христине Шведской, утверждая:
Я питаю особое благоговение к тем, кто вознесен на высшую ступень либо власти, либо познаний. Последние, если я не заблуждаюсь, могут, как и первая, почитаться державными; и власть королей над подданными, как мне кажется, есть лишь образ власти умов над умами, стоящими ниже их, над которыми они осуществляют свое право убеждать, и это право среди них есть то же самое, что право повелевать для политической власти. Мне представляется даже, что эта вторая держава принадлежит порядку более высокому, как умы принадлежат порядку более высокому, чем тела, и более справедливому, ибо в нем места распределяются и сохраняются единственно по достоинствам, тогда как в другом это может делаться по рождению или по случаю. Поэтому следует признать, что каждая из этих держав велика сама по себе; но, Мадам, позвольте мне сказать: вовсе не в обиду Вашему Величеству, одна без другой представляется мне ущербной[250].
Мы видим в этих словах Паскаля удивительное возрождение мысли о философе-царе, со времен античности редко появлявшееся на европейском горизонте.
Пьер Гассенди (1592–1655) стоит особняком среди великих мыслителей своей эпохи. Не стремясь к созданию метода и, напротив, отрицая все и всяческие «методы» – как схоластическую диалектику, так и картезианство, – он предложил, скорее, определенный ракурс взгляда на мир[251]. Этот его взгляд основывался прежде всего на историко-философских штудиях, и в том отношении Гассенди воскрешал античную традицию философствования. Говоря от лица Эпикура, но явно выражая тем самым собственное убеждение, он рассматривал философию как врачевание души и искусство жизни, а не как универсальный научный метод
