, так вся энергия и могущество Феодосиевой династии и, в более общем плане, западного престола постепенно растрачивались вплоть до исчезновения. И косвенным свидетельствам того нового, что выдвигалось вперед, той зачаточной идеи, что власть не обязательно должна пребывать в небесных императорских апсидах, что сама ее сущность может подвергаться неизбежному процессу преобразования, является вышеупомянутая Vita Epiphanii Эннодия. Речь епископа к королю Эвриху в общих чертах воплощает идею о реальной переоценке роли императора и намечает новую достижимую политическую линию, которая могла развиться только на стилобате христианства, в которой во имя согласия изменилось бы по сравнению с прошлым соотношение между империей и варварскими reges: «По этим причинам Непот, которому божественная воля вверила управление Италией, направил нас с задачей сделать так, чтобы, по возвращении мыслей к доверию, зе́мли, которые ему причитаются, оставались соединенными по законам любви. Хотя он и не боится сражений, но первым желает согласия. Вы хорошо знаете, какие границы были ранее установлены для королевств, сколько было терпения, с которым эти земли служили тем правителям. Достаточно того, что выбрал или, по крайней мере, соглашается называться amicus[123] тот, кто имеет право зваться dominus»[124][125]. Чем больше множились акты насилия варваров, укреплялась их власть на захваченных территориях и расхищалось имущество, тем больше слабела священная аура, разливавшаяся вокруг императорского величия. В представлении событий, изложенных льстивым пером, во имя согласия скрывалась, под фальшивой оболочкой императорского благоволения, вынужденная необходимость. Эннодий — Епифаний, «рупор новой морали международных отношений»[126], был прекрасно осведомлен о том, что императорская фигура была теперь, как принцип власти, выхолощенной, легко заменимой, обреченной на неотвратимый упадок. Юлий Непот, cui regimen Italiae ordinatio divina commisit[127][128], утратил харизматический характер традиционного всемирного величия императора и стал, в действительности, rex'ом, вынужденным иметь дело с независимым и невассальным государством на основе неизбежного равенства. Признание визиготского королевства и осознанное заявление, что тот, кто имел право быть dominus, согласился называться просто amicus, свидетельствуют о перевороте в отношениях между империей и варварскими королевствами. Империя утратила свое экуменическое измерение и в реальности свелась к Италии, к одному лишь полуострову. С изменением
