Praecellentissimus Rex. Одоакр в истории и историографии | страница 15
В хитросплетении западных событий необходимо, кроме того, учитывать отношения, зачастую сложные, с Восточной империей. Полезно помнить, что некоторые из сменявшихся на западном троне персонажей не были признаны в Константинополе: таков Петроний Максим, таков Олибрий, вступивший в Рим в результате короткой, но кровопролитной гражданской войны 471–472 гг., когда с абсолютной ясностью проявилось, насколько разнородными были силы, выставленные на кон в поддержку той или другой стороны — имперцы Антемия, войска Рицимера, остроготы Видимера и вандалы, желавшие его избрания; таков после него оставленный в одиночестве Глицерий, который не только не был признан Львом, но против которого была предпринята порученная Юлию Непоту экспедиция.
Следует также учитывать периоды, в течение которых западный трон оставался вакантным:
— шесть недель после убийства Петрония Максима, когда Гейзерих с блестящей методичностью разграбил Город;
— шесть месяцев после того, как Рицимер и сенаторская аристократия вынудили Авита сменить трон на епископскую кафедру Пьяченцы;
— свыше ста дней после смерти Майориана;
— почти два года после смерти Либия Севера.
Vacatio западного трона, результат сложнейшей политической ситуации, не должна была, тем не менее, переживаться с особой озабоченностью; многие смотрели на Восток и чувствовали себя успокоенными наличием константинопольского августа. Почему бы, в самом деле, не продолжать верить, что по-прежнему действительна формула, кристаллизовавшаяся в utrumque Imperium divisis tantum sedibus?[121] Вероятно, для некоторых смысл западной империи как бы разбавился, если не растворился; как чудесным образом пчелиный рой высосал всю кровь, обильно хлынувшую из ран на теле умирающего Валентиниана III, когда скифские воины Оптила и Траустила, сообщники Петрония Максима, пронзили его[122], так вся энергия и могущество Феодосиевой династии и, в более общем плане, западного престола постепенно растрачивались вплоть до исчезновения. И косвенным свидетельствам того нового, что выдвигалось вперед, той зачаточной идеи, что власть не обязательно должна пребывать в небесных императорских апсидах, что сама ее сущность может подвергаться неизбежному процессу преобразования, является вышеупомянутая