— Ага, как же! Как же! Вернуть! Чтобы он потом продал её медальон доверчивому туристу, как артефакт!
Но Аню никто не услышал, даже не заметил, словно ее вообще не было, словно она здесь ничтожная пылинка или глупейшее создание с микроскопическим умом. Но ее-то ум уже давно выстроил определенное суждение: что всё это является не просто странным, а даже очень странным! Анин женский ум и логика подсказывали ей, что они попали в какую-то странную историю и виной всему является этот злосчастный Настин медальон. Что-то за всем этим кроется? Что эти арабы могли знать, чего они не знают? Наверное, если бы они разгуливали по древнему Риму с лавровым венком Цезаря на голове, это вызывало бы меньший эффект, чем Настин медальон в Египте!
Старик не унимался, продолжал бормотать, а водитель переводил его слова, явно добавляя им трагизма:
— О, снимите! Он принесёт вам только несчастья! Снимите! Верните его! Верните его мне! — он в умоляюще жесте сложил свои большие ладони, брови острым углом сдвинул над переносицей, глаза наполнились мистическим ужасом. Он то смотрел на старика, то на Настю, то на медальон и все тряс и тряс своими ручищами с желтыми лопатками ногтей Настину руку.
«Ногти у него, — с отвращением подумала Настя, — как у мумии!»
Старик же, вновь проявляя чудеса прыти, дотянулся заскорузлыми пальцами до Настиной шеи и умудрился дёрнуть за кожаный шнурок. Она вскрикнула от боли и, хватая ртом воздух, прижимая к груди, чудом уцелевший в руке медальон, попятилась назад…
— Нет…, нет…, нет!
V
Она бежала по узким улочкам, с трудом пробиваясь сквозь толпу. Кого-то задевала, об кого-то ударялась, налетала на открытые двери, путалась в вывешенных на продажу коврах и одеждах, спотыкалась о мешки с фасолью и специями, что стояли возле каждой лавки. Мешки падали, содержимое их сыпалось под ноги прохожим, а она, не оборачиваясь, бежала дальше. Ей вслед неслись проклятия. Она их не слышала, и не понимала.
Ничего не понимала…
Обдавало холодным потом. Мокрые пряди волос налипли на лицо. Трясло от охватившего панического ужаса — люди, которых она видела все эти дни, или чье присутствие ощущала, все что-то хотели от нее. Их то требовательные, то едкие взгляды, заставляли ее содрогаться от одной только мысли — они все что-то знают, а она — нет… Она просто не знала, что им всем от нее надо! Неизвестность душила, давящей волной подкатывала к горлу. Удушающий протест вызывало все: и ночные гости, и «случайный водитель», что, словно скинув маску, вдруг в покаянной истерике заламывает руки и просит у нее прощения, как у «Госпожи», и при этом отлично понимает русский! И как понимает! А старик? Зачем ему понадобился медальон? Мамин медальон! Зачем?!
