— Он уже там стоял и подслушивал, понимаешь, подслушивал нас!
— Зачем? — недоуменно подняла брови Аня. — Что он мог интересного услышать? — а вспомнив, что они в Каире, добавила, — Настя, он ничего не понял, даже если и внимательно слушал! Он — араб! — и ядовито добавила, — Тебе что жалко? Пусть слушает мелодичность твоей речи! Соловушка ты моя!
Настя на минуточку задумалась, в самом деле, что мог понять араб, зачем ему подслушивать? Нет, что-то я совсем расклеилась.
Она уже было успокоилась, но, вспомнив глаза с жуткими холодными искорками, ее вновь охватил ужас.
— Аня, я не знаю, но всё это странно! Он поклонился мне! Зачем?
— И? — раздраженно попыталась оборвать её Аня.
— …Он так это проделал, как, если бы мы с ним знакомы… (Аня тяжело вздохнула). Знаешь, мне кажется, я уже видела подобные глаза сегодня, но где? В аэропорту? Нет! В музее — нет… Водитель машины, что неслась на меня…, вроде, похож, но тоже нет! — Настя судорожно перебирала всех, кого видела за сегодняшний такой долгий день, — цепкие холодные глаза…, где же я их видела?
— Настя, хватит! Утро вечера мудренее. Завтра тебя осенит, и ты вспомнишь, где видела эти страшные глаза! Или просто поймешь, что он просто подсматривал за такой вот красоткой, — съехидничала Анна. Вид у Насти сейчас был, как у сумасшедшей — волосы растрепались, взгляд безумной, — Ложись! Спи!
Настя только представила, что ей засыпать одной, умоляюще сложила руки, еле сдерживая слезы:
— Анечка, миленькая, я боюсь спать одна! Давай, как в детдоме вместе, а? Пожалуйста! Аня!
— Ну, вот ещё! Жить в шикарном номере и спать в одной кровати…
— Я боюсь! Правда! Даже вон мороз по коже, смотри…
— Ну, ладно, иди, только угомонись уже.
— Антик, ты человек! Всё, молчу. Спокойной ночи!
— Спокойной ночи, — буркнула Аня.
Через пару минут они уже крепко спали…
Но долго спать им не пришлось…
Тяжелый шторы держались лишь на паре колечек, и напоминали таинственный невод, через который пробивалась луна. Казалась, что какие-то волшебные рыбаки закинули лунную сеть и ждут сказочного улова.
Улов не заставил себя ждать.
Когда луна уже исчезла, а темная кромка горизонта, стала как розовая кайма и медленно светлела, в эти недолгие минуты предрассветной тишины штору чуть колыхнуло — чуть больше, чем от обычного дуновения ветерка — в номер, крадучись, проник человек. Но он не знал, что занавеси с карнизом держатся на честном слове, поэтому, как только он сделал в комнату первый шаг, он же оказался и последним. Тяжёлый карниз обрушился на таинственного гостя — послышался характерный хруст, как, если бы раскололи спелый арбуз. Яростно грохнув об пол, карниз мгновение еще звенел колокольцами медных колечек, заглушая приглушенный стон. Прошла секунда и всё стихло. И теперь уже тишину комнаты нарушил лишь шепот:
