Наблюдательная американка Барбара Немчик заметила: «С женщинами он общался гениально! Если это была молодая девушка, то Володя начинал тактично «приставать», если солидная женщина в возрасте, — говорил совершенно по-другому: очень вежливо и внимательно…»[86]
И ведь она была права. Стал легендарным рассказ о нежных отношениях юного Высоцкого с Фаиной Георгиевной Раневской в пору их совместного служения Мельпомене в Театре имени Пушкина. (Уж не о об этом ли заведении Раневская, известная в московском бомонде безжалостно-желчным остроумием, заметила: «Это не театр, а дачный сортир. В нынешний театр я хожу так, как в молодости шла на аборт, а в старости — рвать зубы»? — Ю.С.) Елизавета (Елочка) Моисеевна Абдулова-Метельская (вдова народного артиста СССР и мать недавно скончавшегося друга Владимира Всеволода) на 9-дневных поминках по Высоцкому вспоминала, как Раневская как-то «подошла к доске объявлений и приказов по театру и читает: «Выговор… выговор… выговор…» Она обернулась и спрашивает: «Где же этот мальчик, которому столько здесь понаписано?» А он стоял рядом и сказал: «Это я». Такой худенький, стройный мальчик. Она обняла его, расплакалась и поцеловала» (цитируется по стенограмме. — Ю.С.). С тех пор прима театра стала его всячески опекать, и каждый раз в неприятных ситуациях брала Володю за руку и шла с ним по кабинетам начальства, уговаривая их сменить гнев на милость. Случалось, что и помогало… Раневская была фантастической женщиной. Искренне жаль тех, кто не видел ее на экране, на сцене и в жизни. Как-то она поскользнулась на улице и упала. Что она воскликнула? «Немедленно поднимите! Такие женщины на дороге не валяются!»
Предчувствую аплодисменты.
Годы спустя Владимир Высоцкий познакомил Фаину Георгиевну с Мариной Влади, они были у нее в гостях, навещали захворавшую актрису в больнице, передавали гостинцы с пожеланиями всяческого здоровья…
Надежда Вячеславовна Моисеева, работавшая в начале 1960-х в Пушкинском театре гримершей, рассказывала, как «после каждого спектакля мы брали гитару, покупали вино и ехали на городской бульвар или к кому-нибудь домой. У меня дома компании подолгу засиживаться не удавалось. Мой отец был очень суровый, в десять часов всех выгонял. Ему не нравилось, что артисты шумели, выпивали, а порой и скандалили. В тот период театр был очень пьющий…»[87]
Она неоднократно гримировала молодого актера то под Бабу-ягу, то под Лешего. Других-то ролей у Высоцкого тогда попросту не было. Поглазеть на процесс гримирования Владимира собиралась едва ли не вся труппа. А дебютант развлекал их, как только мог. После нанесения грима он собственноручно дополнял его несколькими яркими штрихами, что-то подклеивал, напяливал на себя какие-то одежды.
