Витька никак не думал, что достанется ему в пару Боря Сиренчиков. Боря раньше редко-редко, разве только в сенокос, выходил на колхозную работу — «проценты» сенные заработать. Да мать Марь-Васишна и не неволила сынка. По дому от бедности эхо не гуляет. Есть что поставить на стол, есть чем и естество прикрыть. На слова учительницы «общественный труд формирует характер» Марь-Васишна отвечала с усмешкой: «Вот и формируйтесь на здоровье!» А тут поди ты! Сама привела Бориса на конный двор. Председателю заявила: «Слышала, ребятки-крепачки вам требуются на распашку. Мой Бориска с двухпудовой гирей балуется — пускай на дело сила идет». Председатель уступил. Спросил только Бориса: «Технику распашки знаешь?» — «А то нет, — ответил Борис, — мы на своем полугектарном огороде только под соху картошку и садим. А кто распахивает? Дайте, дядя Макар, вашу руку». Крепко пожал Борис председателю руку, сухую, тонкую, с пергаментными пальцами. «Ладно, ставлю тебя, Борис, в пару с Виктором Черемухой. Он по два лета уже распахивал. На длинных гонах будете меняться».
Начали работу, как женщины, — с еды. Женщины, выходя в поле, особенно летом, когда поспевала зелень, набирали огородной снеди полные сумки. Чуть передышка — перекур у мужиков, садятся и жуют. Мужики на смех подымают: «И куда, бабы, в вас только входит?!» Остроязыкие не оставались в долгу: «А вы попробуйте детей порожайте, тогда узнаете!» Пока запрягали лошадей в распашки, пока отмеряли загонки, пока разводили по ширине рядков сошники — промялись. Тем более что почти никто в столь радостный день — удостоился наряда на распашку — дома не позавтракал. И Доня подоспела со своей корзиной. Нащипала на колхозном огороде зеленого луку, в домашней печке сварила полученные в кладовой яички, с парниковых гряд в саду сорвала несколько первых огурцов. Квас домашний в бидон из корчаги перелила, чему «мама Настена», ее неродная мать, удивилась: «Не укис ведь еще, Доня!» — «В дороге укиснет», — весело ответила Доня. Окрошку она решила приготовить к обеду. И кашу перловую на горячее.
Но только появилась на кромке картофелища, как Кито, вечно что-нибудь жующий: кислятку, луговой чеснок, корни болотного камыша-муку, саранки — предложил:
— Ребя, мой живот свое съел и на чужое урчит!
— Мальчики, это для окрошки, — предупредила Доня, раскладывая на чистой холстине лук, огурцы, яички. — Для обеда, мальчики!
— Обед мы, может быть, и пропустим, — сказал Кито, не веря своим словам, — когда это на колхозной работе пропускают обед. — В обед каши набузгаемся, — добавил он, подвигаясь к холстине. — Налетай, подешевело!
