— Завтра, край послезавтра, Макар, выхожу, в смысле — выезжаю на работу. Как там моя матэфэ, на месте?
— На месте, — ответил Макар Блин.
— Вот и ладно. А сейчас все в мой дом на встречины.
Вот что случилось в тот день.
И Витька почувствовал вдруг, что ему стало легко, словно сила новая пришла. И вся дневная маета: зной, духота, водянистая трава, жабы показались ему бесконечно далекими, не стоящими внимания, а приходившее несколько раз желание закричать «Вожжи!» — просто нелепым и стыдным. Он еще не мог осмыслить, отчего это произошло, откуда такой крутой поворот, о котором он утром и мечтать не мог, но понимал, что крепь пришла после воспоминания о сильном человеке, о Евлампий Ставрове.
Стало так радостно, что Витька вскарабкался на спину Гранита и под бессмысленную кондратовскую присказку «копни-копни-наваливай» начал отплясывать какой-то восторженно-дикий танец.
— Копни, копни, наваливай! Копни, копни, наваливай! — под собственный аккомпанемент дробил и вил спирали Витька на широченной, будто стол, спине добродушного тяжеловоза.
— Перекур, бабы, — сказал Кондрат, заглянув в яму. — С нашим топтуном че-то сдековалось.
Затихла силосорезка. Остановились подводы, подвозившие траву. Все сгрудились у края ямы, в которой, разбрасывая голыми пятками пену со спины Гранита, наяривал Витька.
— Копни-копни-наваливай! Копни-копни…
Витька вдруг остановился и посмотрел вверх. Спросил удивленно, даже сердито:
— А почему затихло?
— А все в норме? — поинтересовался Кондрат.
— Конечно, — ответил Витька.
— Тогда за чем дело стало!
И вновь загрохотала силосорезка, застонали подваливаемые телеги.
К вечеру, когда яма была забита, Витька сошел с Гранита на твердую землю. Но она совсем не была твердой, она была мягкой, как трава, и плавно, в такт шагам тяжеловоза, раскачивалась, хоть тот и не шагал, а понуро стоял мокрый, весь в зелени.
Витька хотел сделать несколько шагов, но сделал только один — его понесло в сторону, будто земля превратилась вдруг в палубу накренившегося корабля. Сел.
Опять возник перед глазами Макар Блин:
— Закрой глаза и думай о том, что крепко вкопано… Ежли не чувствуешь крепости в ногах.
Витька начал думать о том, что «крепко вкопано». Все перебрал — воротный стол, мостовую сваю, корень сосны… Даже корень дуба, хотя дубы в Зауралье не растут. А голова кружилась, и ноги подсекались. Земля уходила так плавно, будто была не землей, а спиной Гранита.
— Ухамандали парня, — сказала Катерина Шамина. — Придется смородинный чай варить.
