— А что было после боя?
— Я очнулся на поле боя поздно ночью. — Неторопливо начал говорить Дервиш. — Учитель сидел возле меня, держа мою руку в своей. На моём теле не было ран, я не чувствовал никакой боли. Я поднялся, снял с себя изодранную, сгоревшую броню, вернее, то, что от неё осталось. Учитель дал мне простую одежду, и я ушёл вместе с ним. Под утро, когда мы были уже далеко, он разжёг костёр, и мы беседовали с ним много дней, так же глядя на огонь, как мы сейчас. Потом я пошёл с ним, и наш путь продолжался много-много лет.
— Ты больше никогда не видел мать и сестру? — Спросила Вика.
— Видел. Но это было потом. Моя мать умирала, и я пришёл проводить её в последний путь. Моя сестра уже была замужем, у неё было трое детей. Я пришёл под видом священника, чтобы помолиться за уходящую верящую.
— Тебя не узнали? — Вика сжала кулаки от волнения.
— Я изменил свой образ.
— Как?
— Учитель дал мне много знаний и сил для этого, а я был прилежным и старательным учеником.
— Тебе было тяжело их видеть? — Продолжала Вика.
Дервиш помолчал и вздохнул:
— Я видел много смертей… Столько, что вы не сможете себе даже представить… Я видел их намного больше, чем живых людей.
— Сколько же тебе лет? — Спросил Глеб.
— Очень много.
Искатели переглянулись.
— Каково это — жить вечно? — Глеб внимательно смотрел на Хранителя.
Дервиш вздохнул, потом улыбнулся:
— Это очень трудно — жить, не замечая времени.
Глеб покачал головой:
— Честно говоря, я себе не представляю!
— Да, это трудно представить! — Согласился Дервиш. — И ещё трудно жить рядом со временем, не подчиняясь ему! Неожиданно начинаешь чувствовать, как вечная молодость вдруг стала проклятием.
Дервиш усмехнулся и задумчиво посмотрел на огонь.
— И в полном бессилии видишь, как один за другим бесконечно и неизменно уходят все те, кто стал близким и любимым! Представьте, каково, разговаривая с человеком, видеть готовящиеся упасть на его голову беды, или уже близкую смерть, и не иметь возможности помочь ему!
Глеб, потрясённый неожиданно открывшейся реальностью, в молчании смотрел на Дервиша. Тот продолжал:
— После бесчисленных потерь легко дать волю слабости и отчаянию, легко забыть цель своей жизни и смысл своего существования, а жизнь должна иметь смысл, иначе она становится тяжким испытанием! И это тоже учёба.
— Но что ты почувствовал с самого начала? — Спросил Трутнёв.
— Я понял твой вопрос! — Спокойно кивнул Дервиш. — Прежде всего исчезает разница между днём и ночью. Для обычного человека день — для работы, занятий, очень ответственное время, а ночь — это право отдыха, сон! Так вот — это исчезает, становится неважным. Сон нужен мне очень редко.
