Но мне звонит женщина, не представляется почему-то, и голосом с властными, покровительственными нотками благодарит за то, что я отважился в своей статье (так она называет мой рассказ) упомянуть эту зарвавшуюся хищницу Подпругину. Хотя и под фамилией Постромкиной.
— Но как вам удалось это опубликовать? — спрашивает она. — Или все-таки разрешили? Как бы в художественной форме? Так-так… Под суд-то не рискнули отдать — у самих рыльце в пушку. Ну, хорошо хоть в художественной… Кстати, раз уж вас к этому делу допустили: не на две дачи она наворовала, а на пять. Мы-то знаем…
Ну вот, читатель, поскольку заявлен не рассказ и обещаны отступления, давайте маленько и отступим.
Итак, они-то знают. И мы знаем. И вообще все знают. Про всё. Такой век: повальная образованность, информационный взрыв, отсутствие расстояний, ликвидация белых пятен на карте общественной жизни.
Когда-то Великий Сатирик написал про город Глупов — и открыл не город даже, а целую страну. Да что страну — эпоху! Просвещенное общество ахнуло: как?! Неужели есть такие города?! И такие градоначальники?! И такие обыватели?!.. Как же мы раньше этого не замечали? Да нет, замечали. Назвать-то почему не умели?
А другой Великий Писатель вывел фигуру хамелеона. И тоже открыл глаза публике. «А ведь и точно — хамелеон, — сказала публика. — Вот они, значит, какие, хамелеоны. И вот оно какое — хамелеонство».
Нынче век открытий миновал. Все открыто. И все известно. Всем. Профессорам и таксистам, кондитерам и студентам, директорам и домохозяйкам, танцорам и нефтяникам, плотникам и мореплавателям.
Известно:
что нельзя плевать в колодец и что тем не менее плюем;
и почему пока не можем не плевать;
и какой вред от этого плевания грядущим поколениям;
и как его при желании уменьшить;
и от чьего желания это зависит;
и почему тем, от чьего желания это зависит, невыгодно на своем желании настаивать.
Подсчитано:
сколько миллионов утоплено, сколько ржа съела, сколько в трубу вылетело, сколько прикарманено и в каком виде;
сколько бы надо в связи с этим уголовных дел возбудить, но сколько, как ни парадоксально, орденов понавешено.
Ясно как божий день:
где надо пахать и сеять и где не надо;
что обводнять, а что осушать;
где вырубать, а где взлелеивать;
на какую глубину копать и с какой скоростью заравнивать;
что внедрять и какими темпами;
чем, наконец, «государство богатеет, и как живет, и почему не надо золота ему, когда простой продукт имеет» — сорокаградусный. Впрочем, если не богатеет, а наоборот (существует и такая точка зрения) — тоже ясно почему.
