Ценный твой клад, о Судьба: но вскоре железные цепи,
Долгая мерзость тюрьмы разъели плененного старца.
Консул счастливый, на смерть обреченный в разграбленном Риме,
75 До преступленья понес наказанье. Смерть многократно
Мужа бежала, и враг напрасно держал в своей власти
Ту ненавистную кровь. Кто первый убить его вздумал, —
Из цепенеющих рук оружие выронил в страхе:
В мрачной темнице он вдруг увидел блистание света, —
80 Страшные боги злодейств и будущий Марий предстали;
И услыхал он, дрожа: “Не дано тебе права коснуться
Этой главы; старику суждено до собственной смерти
Многих людей умертвить: усмири бесполезную ярость!
Если угодно отмстить за гибель племен истребленных,
85 Кимвры, храните его! От великого гнева всевышних
Лютый старик огражден не милостью неба благого:
Он — лишь помощник судьбы, несущей крушение Риму”.
Был он гоненьем морей на вражеский выброшен берег,
Долго в чужой стороне меж покинутых хижин скитался,
90 В царстве Югурты пустом, над которым он правил триумфы,
Пепел пунийский топча. Тогда примирились с судьбою
Марий и враг-Карфаген; одинаково лежа во прахе,
Оба претили богам. Но как только вернулась удача,
Ливии гнев воедино собрал, рабов отпустивши,
95 Марий, и, цепи разбив, отворил невольничьи тюрьмы.
Но не вверял никому своих знамен полководец,
Кроме преступных людей, давно искушенных в злодействе,
Полнивших лагерь его беззаконием. Грозные судьбы!
Что за ужасный был день, когда победительный Марий
100 В город ворвался, и к нам свирепая гибель примчалась!
Чернь умирала и знать, мечи широко разгулялись,
И ни единую грудь не щадило глухое железо.
В храмах стояла кровь; и алели скользкие камни
Влагой обильных убийств. Не спасал человека и возраст:
105 Старцу в преклонных летах злодей ускорял без зазора
Смертного часа приход, иль ребенку несчастному гнусно
Нить судьбы обрывал на пороге начавшейся жизни.
О, за какие грехи достойны убийства младенцы?
Если ты смертен — умри! Сама по себе увлекает
110 Ярость. Виновных искать — напрасная времени трата.
Бо́льшая часть погибала толпой. Победитель кровавый
Головы жертвы своей уносил от безвестного тела,
Ибо стыдился идти с пустыми руками. Единой
Было надеждой — дрожа, целовать обагренную руку.
115 О, развращенный народ! Хоть за знаменем новым несутся
Тысячи лютых мечей, — даже почесть на долгие годы
Так не оплатят мужи, а не то что позор свой короткий —
Жизнь на тот срок, пока вновь не придет к нам Сулла. Кто сможет
Столько оплакать смертей? О Бебий, которому чрево
