– Вопрос первый, – начал Санчо, – только не забывай, что я девушка. Между нами стена – я не вижу тебя, ты не видишь меня.
– Пирам и Тисба, – вставил Кишот.
– Что ты сказал?
– Продолжай, неважно.
– Попрошу меня больше не перебивать, – Санчо передернул плечами и продолжил тоненьким женским голосом: – Вот мой первый вопрос. Мой тип мужчины – высокий, темноволосый красавец, у него волевой подбородок, и он любит доминировать над всеми. Как я пойму, что ты именно мой тип? Кандидат номер три!
Тут Санчо понизил голос и сам ответил воображаемой красотке:
– Могу пообещать тебе, детка, стоит тебе только оказаться в моих объятиях, и ты ни о чем не пожалеешь.
Потом он вновь спросил за девушку:
– Кандидат номер один, а как ты ответишь на этот вопрос?
– Ты узнаешь меня по тому, сколь высоко мое чувство к тебе, – вдруг патетически возопил Кишот, – сколь непроглядной была тьма, с которой я делился своими грезами о тебе, сколь красивы поспупки, через которые ты узнаешь меня, ведь истинно красив лишь тот, чьи поступки красивы. А еще по тому, что челюстями над своим подбородком я смогу притащить и сложить к твоим ногам всю свою жизнь без остатка, и по тому, что доминирующая идея для меня – чтобы ты стала моей.
Санчо лишь тихо присвистнул в ответ:
– Вау! Похоже, я недооценил тебя, папа! – Он впервые осознанно назвал Кишота отцом.
Кишот мрачно кивнул.
– Хорошее знание классики – это то, – напутствовал он сына, – что отличает образованного человека.
Им приходится экономить. Маленькой пенсии Кишота едва хватает на бензин, еду и дешевый ночлег. Питание и проживание Санчо не требует больших расходов, ведь он – по крайней мере пока – все еще материализовался не полностью и остается черно-белым и видимым исключительно для Кишота. Давайте представим себе их в Колорадо на берегу озера Капоте недалеко от горы Чимни-Рок, они сидят бок о бок перед своей палаткой. (Кишот всегда возил палатку в багажнике. Возможно, нам следовало упомянуть об этом ранее. Палатка действительно всегда была в машине. Просим простить нас.) Итак, они сидят бок о бок перед палаткой, и Санчо – крайне нетерпеливый молодой человек – буквально не в себе из-за происходящего с ними.
– И вот мы здесь. В самой тьмутараканной тьмутаракани, – сокрушается он. – Делать нам здесь совершенно нечего, да и нет смысла что-либо делать. Женщина, о которой ты твердишь не переставая, в тысячах километров отсюда, а мы пялимся на скалу. Здесь даже телевизора нет, чтобы посмотреть ее передачу. Скажи наконец, что конкретно мы здесь забыли. Зачем мы здесь, папа? – Снова
