Жажда жизни: Повесть о Винсенте Ван Гоге | страница 106
«Дорогой Тео!
Мне очень нужны деньги на поездку в Амстердам. Пусть даже только на билет.
Посылаю тебе несколько рисунков; напиши, почему их не покупают и что надо сделать, чтобы их можно было продать. Я должен заработать денег, съездить к ней и дознаться, что значит это „Нет, никогда, никогда“».
Через несколько дней Винсент почувствовал новый прилив сил. Любовь придала ему решимости. Он подавил в себе все сомнения и твердо верил теперь, что стоит ему повидаться с Кэй, и он сумеет раскрыть ей глаза, заставит ее понять его душу и вместо слов «Нет, никогда, никогда» услышит: «Да, навсегда, навсегда!» Он с новым рвением принялся за работу; и хотя он чувствовал, что его руке еще недостает твердости и мастерства, в нем жила непреоборимая уверенность, что время поможет ему добиться своего и в работе, и в любви к Кэй. На другой день он написал откровенное письмо преподобному Стриккеру. Он ничего не смягчал и усмехался при мысли о том, что скажет дядя, читая это письмо. Отец запретил Винсенту писать Стриккеру — в доме вот-вот могла разразиться настоящая буря. Теодор считал, что главное в жизни — это послушание и строгое соблюдение приличий; о порывах человеческой души он не хотел и слышать. Если сын не может ужиться с родителями, то виновен только он, но не родители.
— А все эти французские книжки, которых ты начитался, — сказал Теодор за ужином. — Если водишь компанию с ворами и убийцами, можно ли ожидать, что ты станешь послушным сыном и порядочным человеком?
Винсент поднял глаза от томика Мишле и посмотрел на отца с кротким удивлением.
— С ворами и убийцами? По-твоему, Виктор Гюго и Мишле воры?
— Нет, но они только и пишут о всяких жуликах. Их книги исполнены зла.
— Глупости, отец. Мишле чист, как Библия.
— Довольно богохульствовать в моем доме, молодой человек! — яростно крикнул Теодор, приходя в негодование. — Все эти книги аморальны. Французские идеи тебя и погубили.
Винсент встал, обошел вокруг стола и, положил перед отцом «Любовь и женщину».
— Я знаю, как тебя переубедить, — сказал он. — Прочитай сам хоть несколько страничек. Вот увидишь, тебе понравится. Мишле стремится только помочь нам преодолеть трудности и мелкие невзгоды.
Теодор швырнул книгу на пол с видом праведника, отметающего зло.
— Не стану я читать твои книги! — зарычал он. — У тебя был дед, он один во всем роду Ван Гогов заразился французскими идеями, а потом стал пьяницей!
— Mille pardons[13], отец Мишле, — бормотал Винсент, поднимая книгу с пола.