Жажда жизни: Повесть о Винсенте Ван Гоге | страница 103



— Винсент, и как ты только мог?.. — жалобным голосом начала мать.

— Что такое? — Он не совсем понимал, в чем его упрекают.

— Как мог ты так оскорбить свою кузину!

Винсент не знал, что ответить. Он снял со спины мольберт и поставил его в угол. Отец все еще был вне себя и словно лишился дара речи.

— Кэй объяснила вам, что именно произошло? — спросил Винсент.

Отец рванул высокий воротничок, врезавшийся в его багровую шею. Другой рукой он стиснул край стола.

— Она сказала, что ты чуть не задушил ее и орал как бешеный.

— Я говорил, что люблю ее, — спокойно возразил Винсент. — Не вижу, что тут могло ее оскорбить.

— И это все, что ты ей сказал? — Тон у отца был холодный как лед.

— Нет. Я просил ее быть моей женой.

— Твоей женой!

— Да. Что вас так удивляет?

— Ох, Винсент, Винсент, — сказала мать, — как ты только мог подумать об этом!

— Ты сама, должно быть, об этом подумывала…

— Но я не думала, что ты в нее влюбишься!

— Винсент, — вмешался отец, — знаешь ли ты, что Кэй доводится тебе двоюродной сестрой?

— Да, знаю. Ну и что из этого?

— Ты не можешь жениться на двоюродной сестре. Это было бы… было бы. ..

Пастор не мог заставить себя даже произнести роковое слово. Винсент подошел к окну и задумчиво глядел в сад.

— Что же это было бы?

— Грех!

Винсент с трудом сдержался. Как они смеют пачкать его любовь всякими затасканными словами?

— Ты говоришь бессмыслицу, недостойную тебя, отец.

— А я говорю тебе, что это грех! — вскричал пастор. — Я не допущу такого безобразия в роду Ван Гогов!

— Надеюсь, ты не воображаешь, что цитируешь Библию, отец! Двоюродным братьям и сестрам всегда разрешалось вступать в брак.

— Ох, Винсент, милый Винсент, — взмолилась мать, — если ты ее любишь, почему бы тебе не подождать? Муж ее умер всего год назад. Она все еще любит его всей душой. К тому же, ты сам знаешь, у тебя нет денег, чтобы содержать жену.

— То, что ты сделал, я считаю мальчишеством и бестактностью, — заявил отец.

Винсент содрогнулся от отвращения. Он нащупал в кармане трубку, вынул ее, подержал секунду в руке и сунул обратно.

— Отец, я решительно прошу тебя не употреблять таких выражений. Моя любовь к Кэй — самое светлое, что было у меня в жизни. Я не желаю, чтобы ты называл это мальчишеством и бестактностью.

Винсент схватил мольберт и ушел в свою комнату. Сидя на кровати, он спрашивал себя: «Что же произошло? Что я сделал? Я сказал Кэй, что люблю ее, и она убежала. Почему? Неужели я ей противен?»

«Нет, никогда, никогда!