Призрачный сыщик | страница 67

Есть старая сказка – наша, британская, – о прекрасной девушке Мэри. Она тайком проникла в замок своего жениха, пока тот был в отъезде, чтобы посмотреть на свой будущий дом. И обнаружила там комнату с такой надписью на двери:

Конечно, она храбро открыла дверь. А за дверью оказалась гостиная, заваленная скелетами и мертвыми телами прекрасных девушек. Как вы понимаете, после этого замуж выходить она передумала, а брат Мэри зарубил жениха-убийцу мечом.

Да уж, веселые истории в нашем отечестве рассказывают детишкам. Мораль у этой, похоже, такая: мы, люди, готовы рискнуть всем, чтобы узнать правду. Это у нас в крови. Ну или скорее в мозгу, крови-то во мне больше нет, а меня все так же тянет заглянуть за единственную запретную дверь.

На одной чаше весов – безопасность и будущее. Я ведь не могу ни ожить, ни умереть, праведников не существует, сказки – выдумка, так почему бы навсегда не остаться управляющим полуживыми работниками? На другой чаше весов – истина. Что бы ни было за дверью, мне нужно это знать, и, раз такое поведение свойственно человеческой природе, значит, несмотря ни на что, я все еще человек.

Я открыл дверь.

И все оказалось куда хуже, чем я мог себе представить.

Я увидел просторное помещение, размеры которого никак не соотносились со скромной шириной коридора, – прямо как жилище злой ведьмы, которое внутри больше, чем снаружи. Свет, ударивший мне в глаза, я узнал сразу: электричество. Тот самый фонарь, озарявший лабораторию Бена, фонарь, детали которого рассыпались на ливерпульской дороге, а после были трогательно собраны Молли в узел вместе с другими частями оживляющей машины.

Электрический фонарь пережил падение и теперь гордо освещал сразу несколько кошмарных деталей интерьера:

1) железный стол посреди комнаты, на котором лежало мертвое тело, по пояс голое и оплетенное проводами;

2) множество гудящих машин вдоль стен;

3) Бена, который деловито смешивал жидкости в крохотных склянках.

На секунду я ощутил головокружение и тошноту, которые никак не мог чувствовать в своем состоянии. Я надеялся, что никогда больше не увижу лабораторий по оживлению, но вот вам, пожалуйста, а орудует здесь все то же знакомое лицо. Я дернул головой, отгоняя желание грохнуться в обморок, и уставился на мертвеца. Парень лет двадцати пяти, лицо смутно знакомое, причина смерти – рана между ребер. «Это же один из тех двух пьянчужек, что привели меня сюда», – понял я. Не здоровяк, который хотел вернуть меня семье, а второй, тощий. В сгибы его рук были воткнуты иглы с трубочками, подающие знакомый прозрачный раствор.