Теперь ему ясно, что мечты о новом усилителе обойдутся куда дороже, чем он ожидал. Дороже, чем десятки часов ходьбы за этой девушкой с бездонными глазами. Они будут стоить ему изрядной дозы ненависти и многих бессонных ночей, неугасающей ярости. Игла под солнечным сплетением уже пронзает его до нутра, и растекается яд.
Пальцы его руки, держащей телефон, побелели от напряжения, он не может разжать челюсти, с тех пор как обошел развалины колодца. Ему уже больно. Сидящая напротив женщина поглядывает на него встревоженно. Паоло смотрит на свое отражение в окне вагона и видит, что ненависть трудно не заметить в его глазах. Он убирает телефон и выходит на «Ламарк-Коленкур», дальше пойдет пешком. Ему необходим простор.
От самого дома престарелых все его тело постепенно охватывает напряжение. Надо избыть эту ярость, утопить ее, растворить в опускающейся на город ночи.
Он позвонил Виновалю, сказал, что есть новости, что это не терпит, и назначил ему встречу в агентстве. Паоло хочет удалить фотографии из своего телефона и не видеть их больше никогда. Он старается избегать всех улиц, на которых рискует встретить знакомых, а потом, ничего сознательно не решая, вдруг замедляет шаг и пропадает в асфальтовых дебрях на добрый час и не отвечает, когда потерявший терпение патрон звонит ему четыре раза за десять минут. Он бродит, полузакрыв глаза, в парах дизельного топлива, шарахается от фонарей, уже зажигающихся на улицах Монмартра.
На каждом шагу он мысленно произносит статью своего кодекса. Как мантру, как молитву. И чувствует, как поднимается с каждой секундой сильнейшая волна, готовая его поглотить. Он идет, загипнотизированный этими образами, запечатлевшимися в каждой складочке его мозга картинками на обоях с запахом смерти. Такое чувство, будто он взломал дверь в подвал, где гниют трупы. Куча трупов. Тысячи мух липнут к мутным, засаленным стеклам. Пахнет смертью. Пахнет ненавистью. Он уже не знает, закрыты ли его глаза, реальны ли эти мелькающие перед ним картины, эти встречные тени. Они рассеиваются, поравнявшись с ним, одна за другой. У каждой третьей черты Берди, и всякий раз ночь засасывает ее, поглощает. Картины, в которых он перерезает горло, ломает руки и ноги этим вампирам, жгут ему сетчатку. Он снова повторяет кодекс, но на этот раз вслух.
Компания шалопаев на двух скутерах перегородила тротуар и пристает к прохожим. Они умолкают при виде его. Он останавливается. Закрывает глаза. Немая сцена. Никто не издает ни звука. Он стоит среди них, излучая ярость. Стоит прямо, опустив руки, похожий на зверя, спокойного и готового напасть.
